Кавказская слава

22
18
20
22
24
26
28
30

Бранский остановился, наморщил нечистый лоб, поводил зрачками и вдруг расхохотался:

— А никакое! Знаете, Новицкий, так-таки и никакое! Но неужели здесь, в этой глуши, не отыщется приличного места для графа Бранского? Мне же, голубчик, надо жизнь заново начинать. Родитель мой скончался скоропостижно, подмосковное ушло за его долги, петербургский дом уже за мои собственные. Осталось кое-что в губерниях Владимирской да Орловской, но прилично на эти деньги в столицах жить невозможно. Хоронить же себя в лесах, кажется, еще рановато. Вот и решил переправиться за Кавказ.

— Зачем? — сухо спросил Новицкий.

— Зачем? Странный вы задаете вопрос. Зачем? Да матем же, зачем и все прочие, — должности, чины, ордена, деньги. Слышали, Мадатов, наш преображенец, тот, что ляжку мне прострелил из-за сущего пустяка? Князь! Генерал-майор! Наместник главнокомандующего в трех Закавказских ханствах! Везет же этим…

— Говорят, что везет тому, кто умеет везти, — прервал графа Сергей, чтобы не услышать оскорбительного слова, рвущегося с языка бывшего аристократа.

— Мудрость служилого люда! — отмахнулся презрительно Бранский. — Я же думаю, что первое, и может быть главное, — вовремя прыгнуть в экипаж, что идет в нужную сторону.

— Хотя бы и на запятки? — усмехнулся Сергей, которому эта беседа становилась уже совсем неприятной.

Бранский замолчал и несколько долгих секунд внимательно и холодно изучал своего собеседника.

— Так вы поговорите с Рыхлевским? — промолвил он наконец.

— Поговорю, но успеха не обещаю, — отрезал Новицкий и повернул к коновязи.

Он выехал через те же ворота, пока единственные в цитадели, и направился в форштадт, военный городок, вытянувшийся на северо-запад от собственно крепости. Селение было и вовсе огорожено небольшим бруствером, едва ли в рост человека, и то не гренадера, не мушкетера, а егеря. Там, среди военных палаток, возвышались два подведенных под крышу сруба, меж которых тянулась крыша огромной и глубокой землянки.

У входа в подземное жилище стоял Атарщиков, опершись на упертое прикладом в землю ружье.

— Что смотришь, Семен? — крикнул, подъезжая, Новицкий; он был рад, избавившись от Бранского, вдруг увидеть приятного себе человека. — Нравится?

— Куда нравится? — едва повернул голову проводник. — Это для чего же придумали? Всех разом захоронить?

— На зиму приготовлено. Построят за лето крепость, останутся солдаты с казаками. Те, что дежурят, будут заходить за большой вал. Свободные останутся здесь. Ты же сам говорил, что местные в землянках живут.

Атарщиков сплюнул:

— Живут! Так живут, что и звери иной раз не позавидуют. Но кто же живет — байгуши, лодыри, нищие. Ни коня, ни ружья, ни бабы. Они и за Терек если пойдут, одного мальчонку ухватят вдесятером, да продадут, да поделят, что там придется на каждого. А русскому под землей хорониться совсем негоже. Ты подумай сам, Александрыч, если кто из них заболеет — мор тут же по всем пойдет.

Новицкий понимал, что казак прав, и возражал, только желая услышать здравые суждения знающего жизнь человека.

— Если пол досками застелить, стены обшить, как у командующего, да перегородки поставить — может, и обойдется.

Атарщиков покачал головой: