Кавказская слава

В лесу защелкали выстрелы, несколько пуль свистнули где-то поблизости. Грохнули барабаны. Егеря ответили дружным залпом и вошли в лес.

— Чеченца в лесу, Александрыч, ты никогда не увидишь. Разве что выстрел услышишь, ежели повезет.

— А если не повезет? — спросил Новицкий, наполовину уже угадывая ответ.

— Не повезет — не услышишь. Не успеешь, — ответил с намеком Атарщиков.

Егеря между тем заходили все дальше, и перестрелка звучала слабее. Двух раненых привели к санитарной повозке. Первый ловко прыгал на левой ноге, опираясь на ружье и товарища. Другого несли двое, скрестив особенным образом руки; раненый обхватил сослуживцев за плечи, а голову уронил на грудь.

Между тем застучали топоры, и вот уже первый ствол, кренясь, кренясь, кренясь, с шумом вытянулся в сторону от опушки. Новицкий подъехал ближе и с удовольствием наблюдал, как ловко стальные лезвия обрубают сучья поваленного великана. «Должно быть, такие деревья и привели в античные мифы титанов-гекатонхейров!» — мелькнуло у него в голове.

Поскольку делиться своей догадкой ему здесь было не с кем, он спросил ближайшего мушкетера первое, что пришло на язык:

— Тяжело рубится?!

Рослый усатый солдат опустил топорище и взглянул вверх на спросившего. Не определив по костюму, кто же будет неизвестный ему верховой, поименовал его общим титулом:

— Так рубится, ваше благородие, что иной раз кажется — поменяй, и все легче.

— Что поменяй? — удивился Новицкий.

— Да топоры из этого дерева выстрогать и железную поросль прорубить. Плотная древесина, хорошая. То-то он за стволом схоронится, так не то что пулей или картечью, ты и ядром, и гранатой его не возьмешь!..

Проходили часы. Рабочие так же валили дубы и чинары, вгрызаясь в зеленое тело леса. Просека все удлинялась и уширялась. В лесу по-прежнему егеря вели перестрелку с чеченцами. Выстрелы за густой листвой слышались плохо, но время от времени от опушки приносили раненых и убитых. Новицкий насчитал больше десятка и бросил.

Он тяготился бездействием. Ему казалось глупым и ничтожным держаться рядом с повозками, когда рядом такие же люди заняты трудным и опасным делом. Он не знал, чего же ему хочется больше: то ли отправиться в цепь с егерями, то ли вернуться в безопасную крепость. Он не храбрился, не трусил, он — беспокоился.

Семен же развел костерок из подобранных сухих веточек, заострил одолженным топором сук, воткнул его в мягкую землю, повесил медный свой чайничек, все это не выпуская из рук поводьев. Уселся на сложенный полушубок и глядел на колеблющиеся под ветром язычки пламени, замечая, тем не менее, все происходящее вблизи и вдали.

— Слезай, Сергей Александрович, дай серому своему отдохнуть. Чайком понадуемся, пока еще все спокойно.

Сергей нехотя спешился, тоже взял поводья в левую руку, принял от Атарщикова чашку и присел рядом:

— Что же может здесь быть? Деревья валят и валят. Надоест, отправимся восвояси.

— Тогда-то все главное и начнется. В лесах наших самое важное не приступить, а суметь отойти. Пока солдаты вперед глядят, чеченец к ним и не сунется. Побеспокоит слегка, и ладно. Только пойдем назад, тут-то они и кинутся. Вот уже подмога идет, стало быть, скоро все и начнется.

Сергей повернулся к реке и увидел подходящую колонну. Еще две роты, прикинул он, послал Ермолов на помощь рубщикам леса. Да пара орудий с ними. Да, пожалуй что, командующий был согласен с казаком, самое главное здесь — отступление.