Сиверсия

22
18
20
22
24
26
28
30

– Егор, пожалуйста, извините меня, мне укол сделали, я должна поспать. Я очень хочу спать.

Серебряков поспешно поднялся.

– Конечно-конечно. Отдыхайте. Я, если позволите, зайду завтра.

– Завтра… Да. Заходите. Еще раз спасибо вам!

Она легла на бок, до подбородка укрылась одеялом, закрыла глаза. От холода и нахлынувших испытаний сжалась в комочек. Ей хотелось плакать, но глаза словно высохли. Все внутри заполнила ноющая пустота. Тогда она стала ждать. Ждать хорошего или плохого – и с этим уснула.

Алина очнулась оттого, что Хабаров гладил ее по волосам. Она приподнялась и порывисто обняла его.

– Я умру без тебя… – сквозь слезы прошептала она.

– Мне незачем жить без тебя …

…Где-то позади бушевал буран, швыряя в белый свет пригоршни ледяной соли. Где-то позади остались лед, и снег, и холодная белая луна в просветах низких свинцовых туч. Здесь же, в этом загадочном месте, напоминавшем уютную бухту, защищенную неведомой силой от морозов, ветров, льда и снега, в дивном солнечном свете, на пригорке, цвели прекрасные голубые цветы. Он все-таки успел. Он все-таки почти дошел. Еще несколько шагов, и можно будет обнять это сокровище тундры – Хрустальную Сиверсию – своими усталыми, израненными в кровь лапами, вдохнуть их волшебный аромат и блаженно закрыть глаза. Но эти несколько шагов… Они самые трудные. Оказывается, мало найти, нужно еще и дойти! Даже если нет сил! Даже если стая в тебя уже не верит! И он вновь поднимается, и из последних, Богом посланных сил делает шаг, потом еще и еще… Из льдов и морозов неверия его сердце упрямо стремится туда, где есть любовь и где об руку с нею идут надежда и вера…

Глава 4. Хрустальная сиверсия

Первый луч солнца доверчиво заглянул в спальню.

– Доброе утро, родная.

Ладонью Хабаров коснулся ее щеки, погладил теплую кожу. Алина счастливо улыбнулась, потянулась к нему, обняла.

– Я люблю теб…

Он не дал ей закончить фразу. Слова утонули в опьяняющем поцелуе.

Порыв нежности. Жаркие ласки. Восторг страсти, уносящий двоих к зардевшимся рассветом небесам.

Им больше не нужно было жить только верой и надеждой. Настало время для всепобеждающей любви.

– Леш, ты прекратишь нянчиться со мною, как с маленьким? Давай еще сестрицу твою позовем. Вместе будете надо мною измываться! Кстати, вчера у нас в гостях ты мне показался куда более добрым и сострадательным.

Хабаров не любил больницы вообще. Его всегда охватывал панический страх перед этими учреждениями. После многочисленных процедур анализов и исследований на спецаппаратуре предложение Тасманова пройти томограф показалось ему явным перебором.

– Нормально со мною все. Ты слышишь меня, Леша?! Нор-маль-но! Из-за тебя меня сегодня Сомов к работе не допустил!