Сиверсия

– Аня, пойдем! – настойчиво потребовала Лиза.

– Ну, беги-беги… – он поцеловал ее в макушку.

Он неотрывно смотрел им вслед, стараясь впитать, запомнить навсегда каждый их шаг, каждый жест, каждую секунду. Он чувствовал, что с ними уходила лучшая частичка его самого.

«Мы имеем так много, а ценим всё это до обидного мало! В результате теряем всё. Самое печальное в том, что и не замечаем, что потеряли…» – возвращаясь в памяти к тем событиям, думал Хабаров.

Слезы помимо воли струились по его щекам. Тогда же он не плакал. Было что угодно: обида, злость, наглость, но не любовь, печаль и сожаление.

Эгоистичным волевым усилием он изменил жизнь своей дочери, позволил, чтобы его место, место отца, в ее жизни занял пусть и хороший, но абсолютно чужой ребенку человек. Он украл у дочери половину полагающейся ей любви.

Он не смог простить и понять Лизу. Он изменил ее жизнь, он заставил ее пролить много слез и принять тяжелое, ненавистное решение.

Он долго винил за это судьбу, жену, но не себя. Он долго чувствовал себя жертвой, мучился и обижался. Так было долго, очень долго, до тех пор, пока в его жизнь не вошла Алина.

«Алина…»

Нервная судорога пробежала по его лицу. Хабаров вскинул руку, пальцами сдавил веки, задержал дыхание.

Ветер заплутавшим волком скулил в печной трубе. Поскрипывала, вздрагивала под жесткими порывами ветра избушка. Билась о стены, бесилась пурга. В кромешной темноте ночи от этих звуков было жутковато. Даже сверчок, тянувший за печкой свою заунывную песнь, затаился и замер.

«Н-да-а… – Хабаров усилием подавил тяжелый вздох. – Опять жаль себя. Опять жаль ее. Опять обида. Опять злость. А любить… Любить не умею. Не умею! Господи, научи! Сбился я с пути-дороги. Бреду впотьмах. Мордой на все натыкаюсь. Где ж ты, моя путеводная звездочка? Господи, помоги прозреть…»

– Не спишь чего? – вдруг громко спросил его Митрич.

Он зашевелился на печи, перевернулся на другой бок.

– Не спится…

– Заплутал ты в суете-то, – сказал старик. – Суета глаза застит. Заезженный ты суетой, раздавленный. Сил на небо поднять глаза нету. Звезды-то под ногами, в грязи, не ищут… Чтобы ты окреп, обрел силу поднять глаза на небо, тебе и посланы испытания. Лиан лимонника издает благоухание лишь когда его раздробишь, раздавишь. Так и душа человеческая издает благоухание, наполняется силой, пройдя испытания. А мы не понимаем, а мы горюем, а мы обижаемся, плачем… Причина слез, обид и огорчений в отсутствии знания.

Хабаров горько усмехнулся.

– Я боюсь при тебе думать. Мне кажется, я думаю вслух…

– Думай-думай. Не бойся. Главное только, чтобы мысли твои не были немощными, ибо сказано в Дхаммападе: «Расслабленный странник только больше поднимает пыли». А вообще-то ум пуст. Он просто переводит информацию в слова. Думай душой, вступай в поток[52].

– Я не умею.