— Давайте договоримся: я — врач, ваш муж — больной, вы — жена больного. Я лечу — ваш муж лечится — вы мне верите. А не наоборот. И вообще: ваш муж идет на поправку. Не без отклонений, конечно, но в целом динамика стабильная. Поэтому из списка тяжелых в приемном отделении мы его исключаем. Так что с завтрашнего дня милости прошу на общих основаниях три раза в неделю с четырех до шести. А хандрит он совершенно естественно: в его возрасте все это не может не выматывать. Наверное, домой просится?
— Просится.
— Вот через пару дней и решим. Дома он живенько повеселеет. — При упоминании о доме лицо ее оживилось.
— Решено? А то я, честное слово, скоро через вас стану посмешищем в собственном отделении.
Проводив посетительницу, он прошел в ординаторскую, где Татьяничева мягко выговаривала молоденькому стажеру, который благодарно кивал при каждом ее слове.
При виде заведующего он поспешно поднялся, проведя одновременно рукой по волосам.
«Экий аккуратненький», — мимоходом с неприязнью отметил Карась.
— Я завтра уезжаю в Москву, — объявил он Татьяничевой. — Вы остаетесь за меня.
— Хорошо, — без выражения согласилась она. Обыденностью голоса она как бы подчеркивала, что о предыдущем разговоре начисто забыла.
— Я снял Шохину трубку, — не поверил ей Карась. — Сейчас положение нормализовалось. Думаю, теперь могу ненадолго отлучиться.
Татьяничева внимательно слушала заведующего, будто сообщение о Шохине и впрямь оказалось для нее новостью.
— Все-таки я бы попросил…
— Не волнуйтесь, Илья Зиновьевич, за вашим пациентом будет самый внимательный присмотр.
— Организм предельно изношен, а за эти сутки пришлось ввести столько препаратов…
— Да, конечно, — Татьяничева прикрыла глаза. — Ваша требовательность к себе — образец для всего отделения.
Карась вздрогнул от этой оплеухи, зыркнул на стажера, но тот, подавшись вперед, столь благостно внимал уроку врачебной этики, что Карась только неловко кивнул.
— Удачи вам, Илья Зиновьевич, — пожелала Татьяничева.
Он проснулся от страшной, пульсирующей в мозгу головной боли. Было ощущение, будто левую сторону черепа взрывают динамитом, но, не в силах взорвать разом старую слежалую породу, скалывают кусками, неуклонно подбираясь к сердцевине, чтобы оттуда уже направленным взрывом развалить на части. Левой половины лица, как и левой половины туловища он больше не чувствовал. Словно взяли и оттяпали часть тела. Поспешно, путаясь в проводах, дотянулся до переключателя вызова.
— Ну, что у вас? — Молоденькая, с нежным личиком отличницы медсестра в накинутом наизнанку халате сдержала зевоту.
— Д-де, в-вот не м-м… — Он отчаялся: звуки исходили из него невообразимо, неузнаваемо изуродованными, к тому же рождение их вызывало в голове новые схватки. Он провел по виску и далее сверху вниз вдоль левой стороны тела.
ebooksa