— Не то чтобы говорил, — замялся извозчик. — Когда он с другим мужиком объяснялся, то я рядом стоял. Ну и слышал все.
— А что «все»? — Каким-то внутренним чувством, какое вырабатывается только в оперативной работе, Николай понял, что набрел на верный след.
Извозчик степенно отпил чаю, посмотрел на Колю весьма снисходительно и поведал вот такую историю…
— Пришел я, значица, на базар на Конную площадь к лошадушкам прицениться, узнать, что почем. Хожу по базару, приглядываюсь… Лошадей мало нынче торгуют, больше все клячи захудалые, шкура да кости, смотреть не на что! Либо старые донельзя. Ежели их покупать, так только для того, чтобы сразу на живодерню вести. И тут вижу: кобылку под уздцы какой-то мужик ведет. Кобылка вся такая ладная, ухоженная, явно чистых кровей. Подошел он к одному мужику, что старого мерина продавал, поговорил с ним малость. Верно, о том, что мерина таво аккурат на живодерню пора вести, а не торговать им. Да-а…
Извозчик снова отхлебнул чаю, пожевал рогалик.
— Ну а дальше… А дальше-то что, — нетерпеливо проговорил Коля.
— А дальше к нему, стало быть, мужик подошел годов этак тридцати. По виду приезжий. Сапоги еще на ём были юфтяные с набором и поддевка суконная. Сразу видно, что при деньгах паря. Спросил, значица, продает ли он свою кобылу. Жилистый и отвечает: продаю, мол.
«А почем»? — вопрошает тот, что в юфтяных сапогах.
«Это смотря чем расплачиваться будешь», — ответствует жилистый.
Отошли они в сторонку от глаз чужих и ушей. А я, значит, тихонько за ними побрел.
— И они тебя не заметили?
— Не заметили, я за их спины зашел, сделал вид, что базар будто бы оглядываю, интересное что-то выискиваю. А сам уши навострил. Шибко мне интересно стало, сколь за такую славную кобылку жилистый денег запросит. Ну, мужик в юфтяных сапогах и говорит: дескать, деньги у меня есть какие хошь, хоть старые, хоть новые. Жилистый же ему: «керенки» и совзнаки-де мне ни к чему. А вот ежели ты червонцами за кобылу заплатишь, так будет в самый раз. На что приезжий ему: дескать, как скажешь, согласен заплатить червонцами. Лошадь, мол, в хозяйстве шибко надобна.
Извозчик снова откусил от макового рогалика и запил его чаем. Он никуда не торопился, в трактире ему нравилось, и был он здесь частым гостем. Зато Николай спешил: то, что он уже узнал, было крайне важно. А извозчик, похоже, еще кое-что знал про этого человека, столь интересующего уголовный розыск.
И Коля снова нетерпеливо произнес:
— Дальше-то что было, дядя?
Извозчик покосился на Колю, как смотрят порой взрослые на надоедливых шаловливых детей. Взгляд его можно было прочитать так: вечно вы, молодые, куда-то торопитесь. Уважить нужно старость, почтение проявить, а потом и лезть с разными расспросами. Наконец он снизошел и ответил:
— А дальше они, значица, про войну говорить стали. Воевали обои, как оказалось, вместе, чуть ли не в одном полку.
— Получается, этот мужик жилистый, что кобылу продавал, воевал? — Николай впился взглядом в извозчика: — А за красных или за белых?
— Сказал, что за красных, — ответил тот и, видя нетерпение собеседника, продолжил: — Потом жилистый выпить предложил за встречу. Угощаю, говорит, как своего брата-фронтовика. Мол, вместе кровь проливали за Советскую власть. Приезжий супротив этого ничего не имел. Да и кто выпивки дармовой противиться станет? — усмехнулся он.
— Это точно! — охотно поддакнул первый извозчик.