— В таком случае вы ошиблись адресом, — сказала она улыбнувшись.
— Речь идёт не о вас. Об одной трагической истории… — Гжвшая балерина посмотрела на меня с испугом. — В неё попал и ваш знакомый.
Я замолчал. Ждал вопроса. И он последовал,
— Он… Залесский жив? — тихо спросила Палий.
— Здоров и невредим.
Она задумалась.
— А вы любите поэзию?
— Что? — не поняла Ирина Дааыдовна. — До нашего знакомства не очень. Но Валерий так умел говорить, читать из любимых поэтов…
— Кого?
— Вознесенского, Евтушенко… — Она зажмурила глаза, силясь вспомнить ещё фамилии. — Он, в общем, знал бездну отрывков. — Палии вздохнула. — Эрудит.
— Долго вы общались в Одессе?
— Дней пять. — Ирина Давыдовна грустно улыбнулась.
Наверное, воспоминаниям.
— Он вас знакомил со своими приятелями, друзьями?
— Что вы! В Одессе он тосковал. Она ему не нравилась.
Тянуло в столицу, поближе к самому Олимпу, как он выражался. Мы вместе загорали, ходили в кафе, ресторан…
Интересно, кто платил?
— Никого с ним рядом не видели?
— Совершенно. А потом я уехала. Он стал писать. Почти каждую неделю. Ко дню рождения я получила от него телеграмму в стихах. Целую поэму. Правда, трогательно? Ведь женщина всегда чувствует наверняка, что испытывает к ней мужчина. — Она улыбнулась уголком губ. — Он был влюблён. Искренне, вдохновенно… Вы, наверное, не знаете, есть такое выражение в музыке — форте, приподнято, восторженно…
— Фортиссимо[2], — спокойно сказал я.