Следователь по особо важным делам

22
18
20
22
24
26
28
30

Когда мы заканчивали процедуру оформления протокола, она вдруг спросила:

— А теперь у меня к вам просьба. Вернее, справочка.

Тут мы спорили недавно, а вы знаете законы… Как можно истребовать с человека долг?

— В договоре указан срок. Вот с момента истечения срока, на который были одолжены деньги, можно и требовать.

— А если договора нет?

— Сумма большая?

— Рублёв пятьсот.

—Нет. Такую можно только по договору. Без договора — до пятидесяти рублей.

Ирина Давыдовна вздохнула. Дураку стало бы ясно, что должник

— Залесский…

Провожала меня Палий любезно. Я надевал пальто перед большим зеркалом, а она, с миной радушной хозяйки, смотрела, как гость покидает её жилище.

Зазвонил телефон в гостиной. Бросив извинительное «минуточку», Ирина Давыдовна упорхнула в комнату.

Ситуация неловкая: вроде одет, можно уходить, да неудобно, не простился. Я вертел в руках перчатки.

И тут, словно призрак, появившийся из вороха одежды на вешалке, возникла передо мной древняя старушка с всклокоченными седыми волосами, и заговорила быстро шёпотом:

— Стыд, стыд какой! Сына моего позорит, имя наше пачкает… Стыд… Его пол-Москвы знает. Память бы о нем пожалела… Мальчишка совсем…

Не успел я и слова вымолвить, как старушка зашаркала прочь, подняв скрюченные руки над головой, как бы защищаясь от удара.

Я обернулся. Ирина Давыдовна не успела переменить гримасу: её красивое лицо исказила злость. Но она быстро справилась с еобой, и я был препровождён к дверям с улыбкой. Надо отметить-весьма натянутой…

Как было прекрасно на улице! Ветер стих. С белого, подсвеченного голубым неоном неба сыпал и сыпал чистый снег, искрился на мостовой, скрипел под ногами. Уютная, красивая Москва, какой я её полюбил за эту вечернюю зимнюю торопливость машин и пешеходов, за усталость дня и предвещение отдыха в своей бетонно-паркетной берлоге.

Я ехал в прокуратуру, на душе было тепло оттого, что дома меня ждёт отец.

Я не стал раздеваться внизу, в гардеробе, а поднялся сразу к себе.