Я показал Гоше латунный цилиндрик, еще пахнущий горелым порохом.
— Здесь кого-то убили, — я уловил черную эманацию уступа этого обрыва. — Причем не совсем давно.
— Больше скажу, позавчера или три дня назад, — Гоша сжал гильзу в ладони и закрыл глаза. — Точно.
— А теперь давай ее сюда, — я протянул руку. — Нам не нужно, чтобы на ней остались наши отпечатки.
Гоша молча отдал улику обратно.
— Нам вниз, — показал он рукой с обрыва.
Я аж закашлялся.
— Как? На крыльях?
— Я видел здесь спуск. Пошли, — и Гоша решительно двинулся в заросли.
Точно, спуск был, узкая такая тропа, открытая с одной стороны всем ветрам. И над обрывом. Одно неверное движение… Но все-таки каким-то чудом мы спустились.
— Твою мать, — вырвалось у меня.
Среди деревьев валялся измятый сплющенный остов машины. Да еще и обгорелый, наверное перед тем как столкнуть с обрыва, ее еще и подожгли, чтобы огонь доделал все остальное.
Я подошел к машине. От бедолаги на переднем сиденье остался только уголь, скрюченный от нестерпимого жара. Я провел рукой по черному боку машины, проводя кончиками пальцев по пробоинам.
— И кто это? — я спросил Гошу, вертящегося неподалеку между деревьями.
— А кто его знает, — он подошел ко мне, держа какую-то тряпку, пропитанную кровавыми пятнами на месте отверстий от пуль. — Но он дал нам все, что нужно.
На ликующую оскаленную морду Гоши было страшно смотреть. Так скалятся крысы, готовые вцепиться в чью-то ногу.
— И что нужно?
— Кровь, — с ликованием сказал Гоша. — Теперь у нас есть кровь убитого.
— И что с того? — недоуменно спросил я. — ДНК убитого будем выделять?
— Ты не понимаешь? Чему тебя только Кресислав учил? По крови я найду его сородичей, где бы они не находились.