Боже! Где я? Что за жуткая, темная, тесная каморка? Словно тюремная камера… Жесткая койка в углу… Окошко под самым потолком… Серые стены, крепкая дубовая дверь… В груди моей что-то жмет, давит, мне трудно дышать… Мне кажется, что передо мной разверзлась черная бездна. Я никогда даже представить себе не могла, что со мной случится такое! Причем таким неожиданным и ужасным образом. Даже в жутких снах мне не привиделось бы такое. Это конец всему, и мне тоже. Не больше никакой Королевы Великобритании, есть жалкая, поверженная, дрожащая узница, обиталище которой отныне – вот эта узкая монашеская келья! Да и это жилище временно – впереди меня ждет нечто такое, что при мысли об этом я испытываю приступ тошноты и мои зубы начинают выбивать дробь. О Господи, спаси меня от злой участи, уготованной этим чудовищем Артанским князем, поправшим все, что было свято для меня: мою семью, мой народ и нашу Империю! Из какой преисподней он только взялся вместе со своими подручными? Боже, за что ты пролил свой гнев на наши головы?
Так, едва слышно шепча сумбурные молитвы пересохшими губами, я стояла посреди этой убогой комнатушки, прикрыв глаза и прижав руки к груди. «За что?» – был мой основной вопрос к Господу. Впервые Его промысел не поддавался осмыслению. Как Он, Господь, мог допустить, чтобы эти гнусные варвары, полуязычники – эти русские – повергли нашу Великую Империю, колыбель культуры и центр европейской цивилизации, ниц, к своим грязным ногам? Какое немыслимое унижение! А впереди – только мрак, тлен, позор и забвение.
Когда этот Артанский князь так глумливо разговаривал со мной, мне казалось, что лучше бы я умерла на месте, чем терпеть это унижение. Его планы в отношении меня были порождением чудовищной, извращенной фантазии. И он не шутил. Перспективы, что он мне нарисовал, мне следует избежать любым способом. Но каким? Боже! Ведь и умирать я не хочу… Мне страшно умирать!
Мой взгляд упал на койку, застеленную коричневым покрывалом. Поверх покрывала лежало нечто серое, бесформенное. Эту тряпку сюда принесли остроухие, показав на нее пальцем и что-то повелительно сказав при этом. Неужели… неужели это то, во что мне следует облачиться?
Медленно я подошла к койке и взяла серую тряпку в руки. Это и вправду оказалось омерзительное платье, похожее на мешок, сшитый из грубой ткани – последние нищенки Лондона и то носят тряпье гораздо более изящное. В горле у меня что-то заклокотало, я испытала желание разорвать гадкое одеяние, бросить его на пол и топтать, топтать его, исторгая проклятия в адрес тех, кто желал меня в нем видеть…
Однако огромным усилием воли мне удалось подавить свой истерический порыв. Я напомнила себе, что все равно должна оставаться Королевой – при любых обстоятельствах. Нет, я не стану предоставлять ИМ удовольствия, дискредитируя себя поведением, свойственным скорее пьяной торговке, чем коронованной особе…
Однако надеть это «платье» я бы все равно не смогла. Ведь мне каждый раз помогали одеваться и раздеваться несколько фрейлин, и сама я с этой задачей не справилась бы. Ведь на одеждах моих столько застежек, шнуровок… О Боже! Сейчас они зайдут, эти похожие на кошек смуглые девицы, и, увидев, что я не переодета, с глумливыми шуточками начнут мне «помогать» избавиться от королевского платья… Они непременно порвут дорогой батист, испортят все это пышное великолепие, старательно сшитое лучшими портными… Они грубо сдернут с меня украшения, каждое из которых могло бы обеспечить любой из них безбедное существование до конца жизни… Господи, мне дурно от этих мыслей! Впрочем, что я так беспокоюсь за свой наряд? Не все ли мне равно теперь, ведь мне больше не придется блистать на приемах и выходить в свет, а скоро, как обещал неумолимый Артанский князь, меня и вовсе выпустят нагишом на необитаемый песчаный берег заброшенного мира…
Как я и предполагала, остроухие не заставили себя долго ждать. Повинуясь запирающему заклинанию (тут повсюду колдовство) дверь бесшумно открылась – и внутрь вошли двое. Ну, так и есть: они чуть нахмурились, видя, что я не переоделась в их серую тряпку. Затем они переглянулись и, обменявшись какими-то репликами (явно на русском языке), подошли ко мне и принялись разоблачать. Надо сказать, делали они это довольно ловко – скорее, в силу сообразительности, чем опыта. Причем они вовсе не насмешничали, а выполняли все деловито, с самым серьезным видом. С некоторым удивлением я обнаружила, что руки их вовсе не грубы, и обращаются они со мной достаточно уважительно.
И вот, когда ничего королевского на мне не осталось, за исключением наряда Евы, девушки-кошки надели на меня то серое платье, которое сильно напоминало наряд монашествующих… Никаких эмоций, вроде торжества или издевки, не отразилось на их невозмутимых лицах. Украшения они сложили в какую-то коробку, вроде бы ничего не присвоив. Пришлось отдать им и корону. Когда я бережно вкладывала ее в их смуглые ладошки, мной опять едва не овладел истерический приступ, но я вновь его подавила. Затем, забрав все снятое с меня, остроухие девицы покинули мой приют скорби… и дверь за ними закрылась.
В грубом сером одеянии, к тому же надетом прямо на голое тело, я чувствовала себя так, словно вообще была обнаженной. Зеркала тут, естественно, не было, но я примерно представляла, как выгляжу: ужасно, нелепо и жалко. Я стала ощупывать и осматривать рукава, подол. Ощупала верхнюю часть одеяния – и замерла от кольнувшей меня догадки. Да ведь платье-то без ворота! Это может означать только одно: меня собираются казнить, и это мой последний наряд, так сказать, смертный саван! Все слова об отправке меня в необитаемый мир были не более чем изощренной издевкой – на самом деле они отрубят мне голову! Или повесят. Они решили так с самого начала! Боже! Неужели я покончу свои дни на позорном эшафоте? Чем же я заслужила такую участь, Господи?! Разве не заботилась я о своей империи, о своем народе? Разве не пеклась о благополучии и процветании нашей великой страны? Господи, почему, почему ты отвернулся от меня? А мои дети, мой супруг? Их тоже ожидает такая же участь?! О нет! Пощади меня, спаси, о Боже! Скажи, что мне сделать, чтобы миновать этого ужаса – скажи, и я все сделаю! Теперь же я ничего не понимаю! Избави меня от страданий, Отец Небесный, отведи беду от детей моих ни в чем не повинных!
Мой взгляд блуждал по стенам кельи – и взор мой застилала пелена безмерного ужаса. Я пыталась понять, в чем виновата – и не могла. О, если б только можно было раскаяться! Но я не имела представления, за что мне следует просить у Господа прощения.
Где-то внутри меня нарастало безумие; багровым звенящим шаром оно вспухало, поднимаясь из глубин моей сущности. Странные, неуместные мысли заполонили голову, точно тысячи зловредных жучков. Почему-то мне вдруг показалось, что в нынешнем моем облике есть ужасный диссонанс – и я принялась с неистовством выдергивать из волос шпильки, разрушая замысловатую прическу, сотворенную утром моим личным куафером. Я драла свои волосы, я вытягивала их, чтобы только голова моя соответствовала позорному одеянию приговоренной – странная логика сходящей с ума женщины, которая знает, что скоро умрет. Я выдирала целые пряди, меня трясло, я слышала свое собственное хриплое дыхание. Я остановилась только когда устала. Я стояла посреди кельи с распущенными свисающими до колен всклокоченными волосами, и, должно быть, больше всего походила на ведьму. И вот, когда я отчетливо представила, как выгляжу со стороны – я больше не могла контролировать себя. Мною словно овладел демон. Сначала я пронзительно взвизгнула, а потом визг сменился протяжным воем, перемежаемым бурными рыданиями. Такой истерики мне еще не приходилось переживать. Я что-то выкрикивала, я к кому-то взывала, речь моя была сумбурной. Я царапала свое лицо, каталась по полу, била кулаком о стены…
Не знаю, сколько продолжался мой безумный припадок. Внезапно я услышала отчетливый дробный стук в дверь, в котором не было ни тревожности, ни суетливости; он звучал четко и уверенно. Звук этот подействовал на меня совершенно неожиданным образом. Я замолчала. Поднялась с пола. Тряхнула головой, чтобы откинуть назад свои спутанные космы. Затем повернулась к двери.
Стук прозвучал снова. Не знаю, что было в этом звуке такого – но на меня как будто снизошло какое-то умиротворение. В сердце моем запела надежда. Пока еще слабый и неразборчивый, голос ее побуждал приблизиться к двери, чтобы впустить странного гостя… Но как же я его впущу? Открывать дверь не в моей власти, ведь я узница… Но почему-то, повинуясь необъяснимому побуждению, я все же подошла к двери и спросила:
– Кто там?
– Это Флоренс Найтингейл, – раздалось из-за двери, – впустите меня, Ваше Величество…
Флоренс Найтингейл? Как? И она здесь? Ходит свободно, не заперта в келье? Как странно… А еще более странно и даже, пожалуй, абсурдно то, что она просить меня впустить ее… Она что, думает, что я тут в качестве почетной гостьи?
– Я не могу впустить вас, мисс Найтингейл, – ответила я, – я тут заперта.
ebooksa