Севастопольский блиц,

22
18
20
22
24
26
28
30

Но тщетно. Мертвецы все идут и идут кошмарным маршем под громыхание своих костей. Я не могу, не могу прекратить это! Я виновата, виновата! Это я обрекла вас всех на смерть. Это я в своей гордыне, в погоне за величием своей империи пожертвовала вашими жизнями, вы были ничто для меня, пыль под ногами, по вашим трупам я хотела взобраться к вершине славы… Я пренебрегла Божьими заветами, я возвела в добродетель алчность, ложь и лицемерие…

Прикосновение руки к плечу заставило меня вздрогнуть. Видение исчезло. Но этот жуткий грохот целеустремленно шагающих скелетов все еще продолжал звучать в моих ушах… Я подняла голову и увидела Флоренс. Ее лицо было светлым и безмятежным, взгляд излучал тепло и участие.

– О, мисс Найтингейл! – воскликнула я и с рыданием схватила ее руку. – Мисс Найтингейл!

Я больше ничего не могла выговорить. Стук костей в моих ушах почти затих, но не исчез полностью. И пока он звучал, я не могла забыть кошмарный марш мертвецов, называющих меня своей королевой…

– О, Ваше Величество… Что с вами? Расскажите мне… Я помогу. Непременно помогу вам! – сказала Флоренс своим тихим ободряющим голосом, и мне сразу стало легче. Я ей поверила. Эта сестра милосердия воистину принесла мне утешение…

Она присела рядом, не делая попыток отнять у меня свою руку.

– Мертвецы… – сказала я, – я видела их, они шли передо мной бесконечным маршем и отдавали мне почести. Это был жуткий гротеск! Я поняла, что это я виновата в их смерти…

И тут я зарыдала. Рыдания были бурными, в голос. Но впервые я рыдала не от собственного горя, а от сожаления и вины, от раскаяния, от ужаса за содеянное.

– Ваше величество… – Флоренс гладила мою руку. – То, что происходит с вами – это очень хорошо…

– Что ты говоришь? – на мгновение я умолкла.

– Да, ваше величество, это замечательно – то, что вы чувствуете это все, о чем рассказываете… – сказала она. – Это значит, что вы, вновь обретя истинного Бога в душе, сполна осознали все вами содеянное. Да, ничего нельзя поворотить вспять, но то, что вы признаете вину и раскаиваетесь, дает уверенность, что вы, отныне будучи способной различать добро и зло, больше никогда не сотворите подобного. Господь милостив, он простит вас… А то, что вам больно сейчас – это нормально. Прислушайтесь к себе – и поймете, что через боль обретаете душевную легкость… Это обычный процесс, ваше величество.

Я последовала ее совету – и, действительно, ощутила странную легкость… Как говорят в таких случаях, «груз с души упал» (оказывается, я никогда не понимала истинного смысла подобных выражений). Более того – мной овладело какое-то вдохновение. И, главное, барабанный бой и стук костей – все это наконец стихло.

Я сидела молча, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть это блаженное чувство душевного покоя, стараясь пока не впускать в свою голову другие мысли.

Но Флоренс вновь заговорила.

– А теперь, Ваше Величество, – сказала она, – вам надо одеться. Тут, в тридесятом царстве, так заведено, что высокопоставленным персонам вроде вас прислуживают невидимые слуги… Поскольку вы уже прошли очищение и излечились от того, что скрывалось в вашей душе, то вы, как и все прочие, внесены в список нуждающихся в обслуживании. А теперь хлопните три раза в ладоши и выскажите свое пожелание.

– А они не болтливы, эти самые невидимые слуги? – с опаской спросила я, – а то иногда просьбы могут быть довольно деликатны.

– Они вообще не умеют разговаривать, – заверила меня Флоренс, – они молча выполняют ваши пожелания, и больше ничего.

– Ну, тогда, – сказала я и хлопнула три раза в ладоши, – хочу, чтобы мне помогли одеться.

Это действительно не походило ни на что обычное, такое впечатление, что меня быстро, н без особой суеты одевали то ли двое, то ли трое опытных горничных.

Первым делом на меня надели комплект нижнего белья. Оно было странным, но все же с помощью невидимых горничных я разобралась, что к чему и даже оценила его удобство. Невидимые слуги вертели меня туда-сюда, надевая одну деталь за другой. Потом настал черед платья. Оно оказалось сшито как будто точно по моим меркам (впрочем, чего тут удивляться – волшебство же!). Строгость и элегантность являлись его основными достоинствами. К тому же оно было удобным: эластичный обтягивающий лиф, короткие рукава-фонарики, свободно ниспадающий подол и ворот под горло. Никаких оборок и рюшей оно не имело, зато было отделано белой же тесьмой, что, несомненно, придавало ему изящества. Я подумал, что, наверное, подобные платья носят в том мире, откуда пришел Артанский князь. Впрочем, возможно, я и ошибаюсь… В любом случае платье мне очень понравилось. Оно не создавало ощущения стянутости, поскольку корсет к нему не подразумевался; в нем можно было двигаться легко и свободно. Оставалось лишь надеяться, что я к нему привыкну после всех тех тяжелых одеяний, что приходилось носить мне раньше. Самыми последними были туфельки, легкие и изящные, на невысоком каблуке – и вот я полностью готова к выходу из кельи. Почему-то я знаю что я сюда более не вернусь. Таинство раскаяния уже произошло, и теперь это помещение будет ждать следующую мятущуюся душу.