Крики пресёк голос небрежный и строгий, какой может быть только у умнейшего из подпольных миллионеров:
— Дайте ему в морду!
Варежка и Прикиндел съездили Ревуна по карточке.
— Вот кто виноват! — Пинской показал на него пальцем. — А ну, вспомним, как один бывший человек в пьяной приятности говорил про перрон, про отъезд… про то, как проводник поднимает — что?
Ревун выплюнул изо рта кровь и орёт, что и раньше:
— Х…!
— Вот, вот, — брезгливо морщится Пинской. — Ты это слово крикнул, и оно застряло в башке бывшего человека. За то его теперь и любят.
Банда сбилась в гурт, хавает умную мысль. Варежка принёс от жопников «Романтику», снова включил запись…
— Из-за одного дурака, — говорит Пинской, — с каждым из вас могло и может случиться то же.
Воры всхрапели, хвать Ревуна:
— Отрезать язык!
Распластали на земле, на грудь наступили коленом. У кого-то перчатка нашлась — рукой в перчатке потянули язык из пасти… лезвие финки от него уже в сантиметре… Пинской:
— Стоп! Что он напоследок-то скажет?
Ревун во всё горло:
— Братва! Вы меня хуже наказываете, чем Бородастый наказан! Несправедливо.
Шепотки побежали. Кто-то задумался: а и в самом-то деле? Прикиндел с Варежкой пошептались и:
— Уважим, Константин Павлович?
— А почему бы и нет?
Ревуна подняли с земли, встряхнули, отряхнули и передали жопникам. Те — благодарить…
Еле от них оторвались. Пинской взошёл на первый попавшийся пригорок и говорит ворам:
ebooksa