Эне. Да, двор – не двор, коли он не изменчив; ничего другого мы от него и не видели.
Фенест. Каково ваше мнение, мсье, относительно маршальства господина де Темина[120] – вот, не правда ли, новый и притом весьма дерзкий способ преуспеть?
Эне. Об этом, сударь, я лучше помолчу.
Фенест. Но вам, без сомнения, известно, что Францией нынче правят Барбен[121] и Манго[122]; говорят, они ловкие пройдохи и, как псы, преданы королеве и госпоже маршальше[123].
Эне. Не знаю, что и сказать, сударь; к нам в деревню слухи не доходят, да и имена тоже...
Фенест. Вы, провинциалы, чересчур уж робки; мы там, при дворе, гораздо развязнее... Превосходные у вас фрукты, они не из того ли сада, по которому мы прогуливались?
Эне. Оттуда, сударь.
Фенест. Я должен вам заметить, если позволите....
Эне. Я слушаю со всем вниманием, сударь.
Фенест. Нехорошо, что у вас в саду лишь фруктовые деревья; поверьте мне, самшитовые шпалеры выглядят не в пример авантажнее. У моей матушки сад ничуть не больше вашего, но в нем устроены высоченные шпалеры; правда, что для них приходится возводить особые подпорки. Родительнице это удовольствие влетает в тысячу пистолей ежегодно, да и гулять по такому саду с гостями мало радости, но куда денешься? – благородство превыше всего! Недаром же мы, дворяне, выставляем его напоказ, где только возможно.
Эне. Это я тотчас заметил по вашем появлении, сударь, особливо же по той предлинной шпаге, что таскает за вами слуга. Скажу одно: всяк по-своему с ума сходит: вы, благородные господа, все тщитесь кем-то прослыть, а мы – люди простые, такими нам и быть.
Фенест. Вы кстати напомнили мне об одном сонете: какая-то деревенщина состряпала его в пику нам, придворным. Я вам прочту его в благодарность за угощение... где-бишь он? Ах, вот, в кармашке:
Едва Павлин[124] свое распустит оперенье,Сверкающим хвостом любуйся, птичий двор!Придворный Кавалер, ферт, щеголь и позер,От самого себя в великом восхищенье.А за душой пустяк! Дойдет ли до сраженья,Где храбрость их, где пыл, где ратный их задор?От первого ж врага сбегут во весь опор,Не ведая стыда, забывши униженье.Пронзительно галдя и хвастая сверх меры,Здесь пыжится Павлин, там вьются Кавалеры,Изнежены и злы, с завистливой душой.В одном лишь Кавалер с Павлином не сличится:Павлин своим хвостом и перьями кичится,На Кавалере же и плащ – и тот чужой.КНИГА ВТОРАЯ
К ЧИТАТЕЛЯМ[125]:
Господа, все вы так подружились с бароном Фенестом, что он, почистив свое платье и прихорошившись, возвращается к нам, ведя за собою приятеля своего, кадета[126], столь же шустрого молодца, как и он сам, вот разве только не посвященного в кое-какие догматы современной теологии. Но все же не премините свести с ним знакомство, даром что малый он легконравный и не ломает головы над серьезными материями, почти на все глядя сквозь пальцы. Чего же, спросите вы, ждать от него в таком случае? А вот чего: он вполне дитя своего века, и, спознавшись с ним, вы припомните, что и в числе ваших знакомых сыщется немало ему подобных.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
О послеобеденной латинской молитве и о том, как следует ее толковать
Фенест. Et beata viscera Mariae[127] quae portaverunt aeterni Patris Filium. Вот так я читаю послеобеденную молитву, каково?
Эне. Надеюсь, что вы сами понимаете ее смысл.
Фенест. Ну, еще бы; я ведь штудировал риторику в Гиенском коллеже[128], а философию в Пуатье[129]. За школяров-то мы сходили, да только на лекции не ходили, все больше погуливали... Я тогда еще совсем молокососом был. Помнится, однажды в зале для игры в мяч[130], что в предместье Сен-Жак, где играли комедию, я взялся переводить с итальянского одному дурню неотесанному по имени Скалигер[131]; вот только никак я не мог понять, с чего это так веселились господа де Сент-Март[132], там же находившиеся... Надобно вам сказать, что мы в ту пору ужасно как высоко ставили свою честь, вроде благородного Кастель-Байяра[133] – уж этот насмешек не спустил бы никому. По части храбрости любому сто очков вперед даст!.. В Пуатье был проездом один придворный кавалер, и чего-то они с Кастель-Байяром не поделили, он и шепнул ему на ухо: «Встретимся, мол, у ворот Ла Транше!»[134] И что же наш ему в ответ? – «Я-то с вами встречусь, да вы-то с нами навек расстанетесь!» Но я позабыл растолковать вам мою молитву; стало быть, так: «И благословенно чрево Марии, породившее сына от Отца Небесного...»