Домик в Оллингтоне

– Но все же мне бы не хотелось быть в башмаках Джонни Имса. Кросби – секретарь генерального комитета, где Скофль, до поступления в наше управление, был председателем, нет никакого сомнения, что они друг с другом в хороших отношениях. Не будет удивительно, если Имса заставят просить извинения.

– Джонни этого не сделает.

Между тем Джонни Имс стоял перед могущественной особой Рэфля Бофля, который заседал в большом дубовом кресле у конца длинного стола в весьма обширной комнате, поодаль от него сидел один из секретарских помощников. За столом сидел еще один член совета, он читал и подписывал бумаги, не обращая ни малейшего внимания на происходившее вокруг него. Помощник секретаря заметил, что сэр Рэфль был недоволен таким отсутствием внимания со стороны своего сослуживца, Имс ничего этого не видел.

– Мистер Имс? – спросил сэр Рэфль, стараясь придать своему голосу особенную суровость и глядя на виновного сквозь очки в золотой оправе, которые для этого случая он нарочно надел на свой огромный нос. – Это мистер Имс?

– Да, – отвечал помощник секретаря. – Это Имс.

– Гм! – И затем последовала пауза. – Подойдите поближе, мистер Имс.

Джонни приблизился, сделав несколько неслышимых шагов по турецкому ковру.

– Позвольте, кажется, он во втором классе? Да, так. Знаете ли, мистер Имс, я получил письмо от секретаря директоров общества железной дороги Грэт-Вестерн, в котором изложены обстоятельства, не делающие вам чести, если только письмо во всех отношениях верно.

– Вчера, сэр, я там попал в историю.

– Попали в историю! Кажется, что вы попали в весьма скверную историю, и мне предстоит обязанность объявить директорам компании Грэт-Вестерн, что с вами будет поступлено по всей строгости законов.

– Этого я нисколько не боюсь, сэр, – сказал Джонни, которого последние слова председателя привели в нормальное состояние.

– Нисколько этого не боитесь, сэр! – сказал сэр Рэфль или, вернее, прокричал эти слова. – С своей стороны я полагаю, что сэр Рэфль чересчур разгорячился, и слова его потеряли эффект, которого бы он достиг, употребив тон более мягкий. Быть может тут недоставало того величия в позе и драматизма в голосе, которые произвели такое действие в анекдоте о сумке с королевскими письмами. Как бы то ни было, Джонни слегка ощетинился и после этого чувствовал себя гораздо лучше, чем прежде. – Вы нисколько не боитесь, сэр, если вас приведут в уголовный суд и накажут как преступника за оскорбление, сделанное на публичном дебаркадере! Вы нисколько не боитесь! Что вы этим хотите сказать, сэр?

– Я хочу сказать, что судья, по всей вероятности, не припишет этому делу серьезного значения, и Кросби не посмеет протестовать.

– Мистер Кросби должен протестовать, молодой человек. Неужели вы думаете, что нарушение порядка и спокойствия в столице должно пройти безнаказанно потому только, что он не желает преследовать его путем закона? Мне кажется, вы еще очень неопытны, молодой человек.

– Быть может, сэр, – отвечал Джонни.

– Да, очень неопытны, очень неопытны. И знаете ли, сэр, что если полицейский судья публичным образом накажет вас за такой позорный поступок, то членам нашего совета придется разрешить вопрос: можете ли вы быть терпимы на службе в здешнем управлении?

Джонни посмотрел на другого члена совета, но тот не сводил глаз своих с бумаг.

– Мистер Имс весьма хороший чиновник, – произнес помощник секретаря таким тихим голосом, который был слышен только для Имса. – Один из лучших молодых людей, которых мы имеем, – прибавил он тем же голосом.

– Ну, да, так очень хорошо. Я вам вот что скажу, мистер Имс, надеюсь, что это будет для вас уроком, весьма серьезным уроком.

Помощник секретаря откинулся назад в своем кресле, так чтобы быть позади головы сэра Рэфля и в то же время уловить взгляд другого члена совета. Другой член совета оторвался от бумаг и слегка улыбнулся, помощник секретаря ответил улыбкой, Имс заметил это и тоже улыбнулся.