Домик в Оллингтоне

– Мы вовсе вас не ждали, – сказала мистрис Ропер весьма серьезно.

– А где же мой Орсин? Разве он не дома обедал? Мистер Кредль, сделайте одолжение, примите мою шаль, впрочем, нет, вы лучше оставьте. Народ нынче такой взыскательный, не так ли, мисс Спрюс? Пожалуйста, примите вы, мистер Имс, для других это покажется безопаснее. Не правда ли, мисс Амелия?

– Совершенно так, – сказала Амелия.

Мистрис Люпекс догадалась, что с этой стороны ей нечего было ждать помощи.

Имс встал, чтобы принять шаль, и мистрис Люпекс продолжала:

– Итак, Орсин не обедал дома? Вероятно, задержали в театре. А я целый день думала, как будет забавно, когда он узнает, что его птичка улетела.

– Он обедал дома, – сказала мистрис Ропер, – и ваше отсутствие ему очень не понравилось. Могу вас уверить, ничего забавного тут не было.

– Неужели не было? Я расположена думать, что этому человеку было бы приятно видеть меня прицепленною к его петлице. Я встретилась с несколькими друзьями – друзьями женского пола, мистер Кредль, хотя две из них были с своими мужьями, – из нас составилась компания, и мы отправились в Гэмтон-Корт. Значит, мой джентльмен опять ушел! Вот мне и досталось – не разгуливай! Не так ли, мисс Спрюс?

Ложась спать в эту ночь, мистрис Ропер решилась во что бы то ни стало отделаться как можно скорее от своих семейных постояльцев.

Глава XLII

БОЛЕЗНЬ ЛИЛИ

Лили была хорошего сложения, и ее выздоровление не сопровождалось ни возвращением болезни, ни продолжительною слабостью, тем не менее ей не позволяли вставать с постели несколько дней после того, как горячка совсем миновала. Во все это время доктор Крофтс приезжал каждый день. Напрасно мистрис Дель умоляла его не делать этого, напрасно говорила ему, что чувствует себя обязанною не принимать более визитов его, когда надобность в них совершенно окончилась. Крофтс отвечал ей или шутками, или вовсе ничего не отвечал, а все-таки продолжал ездить ежедневно и почти всегда в тот же самый час, именно когда вечерело, так что ему было возможно просидеть четверть часа в сумерках и потом возвращаться в Гествик впотьмах. В это время Белл получила разрешение входить в комнату сестры, она всегда встречалась с доктором Крофтсом у постели Лили и никогда не оставалась с ним наедине после того дня, когда он нерешительно признался ей в любви и когда она так же нерешительно отказала ему в принятии его предложения. Она виделась с ним наедине только на лестнице или в гостиной, но не оставалась с ним разговаривать по старой своей привычке, о любви уже не было и помину.

Белл никому не говорила о предложении Крофтса. Лили, по всей вероятности, тотчас рассказала бы все своей матери и сестре, но ей не приводилось и испытать такого положения, в каком находилась Белл во время признания доктора в любви. Что бы ни было говорено с нею, во всяком случае, она после свидания непременно рассказала бы об этом без всякой утайки. Она бы объявила, любит или нет того человека, могла ли его любить, и дала бы ему ответ верный и определительный. Белл этого не сделала и отвечала доктору если и верно, то неопределительно. А между тем, когда Белл удалилась и стала размышлять о случившемся, она была счастлива, довольна и почти торжествовала. Она не задавала себе вопроса, следует ли ожидать от доктора Крофтса дальнейших объяснений, не зная, в чем могли состоять эти объяснения, а все-таки была счастлива.

В это время Лили сделалась капризною, резкою в словах, позволяла себе маленькие причуды по праву выздоравливающей, в виде возмездия за прежние страдания и лишения. Она притворялась, что очень беспокоится насчет своего обеда, и уверяла, что в такой-то день выйдет на воздух, пусть себе доктор Крофтс повелевает как знает.

– Он старый дикарь, вот и все тут, – говорила она сестре в один вечер после его отъезда, – и право, нисколько не лучше других.

– Кто же эти другие? – спросила Белл. – Во всяком случае, он вовсе не стар.

– Ты знаешь, что я хочу сказать. Он такой же брюзга, как доктор Гроффен, воображает, что все обязаны исполнять его приказания. Разумеется, ты за него заступишься.

– Не мешало бы и тебе заступиться за него после всего, что он для нас сделал.

– И я заступлюсь, без всякого сомнения, перед всеми, кроме тебя. Я ужасно как люблю подтрунить над ним перед тобой.

– Лили, Лили!