Вечный странник, или Падение Константинополя

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ведите его живее. Ибо Жокард — пример всем людям, он честен и никогда не лжет. Он заработал много денег и отдал их все мне, чтобы я их потратил на себя. Женщины ревнуют к нему, и небеспричинно: он так прекрасен, что достоин любви Соломона; зубы его — бесценные жемчуга, уста его алы, как у невесты, голос его — голос соловья, поющего при полной луне среди ветвей акации, что только прошлой ночью выпустила первые листья; а движется он то как бегущая волна, то как цветок на качающейся ветке, то как девушка, танцующая перед царем, — грация его неповторима. Отдайте мне Жокарда, а себе оставьте весь мир; мне без него он не нужен.

С этими словами он достал из-за пазухи веер, который бросила ему с портика Лаэль, и довольно дерзко обмахнул им разгоряченное лицо. И княжна, и ее приближенные рассмеялись. Сергий же следил за движениями цыгана со смутным ощущением, что уже его где-то видел. Вот только где? Он хмурился, потому что не мог отыскать ответ.

Когда подвели Жокарда, гамари взял в руку повод и, не смущаясь, крепко обнял своего мохнатого приятеля — парусина на стенах павильона затряслась от хохота рыбаков; а потом, подняв Жокарда на дыбы, гамари взял в руку его могучую переднюю лапу, и они удалились, семеня, как пажи благородной дамы.

Глава XIV

СИМВОЛ ВЕРЫ КНЯЖНЫ

— Я попрошу тебя, Сергий, вернуться вечером в город, ибо завтра во всех храмах будут звучать вопросы по поводу празднества. И если у тебя есть желание меня защитить…

— Ты во мне сомневаешься, княжна?

— Нет.

— О маменька, позволь мне раз и навсегда войти тебе в доверие — и пусть вопрос о моей верности никогда более не встает в наших разговорах.

Это, равно как и то, что будет передано дальше, было частью беседы, которая состоялась между княжной Ириной и Сергием вечером дня празднества, во дворе, описанном ранее, том самом, куда она в свое время удалилась, чтобы прочитать рекомендательное письмо, которое юный монах принес ей от отца Иллариона.

Из соседних покоев время от времени долетали голоса ее приближенных, смешиваясь с монотонным плеском воды, вытекавшей из чаши фонтана. В затененных глубинах распахнувшегося над двором неба можно было бы разглядеть звезды, вот только светильники, свешивавшиеся с шелкового шнура, протянутого от стены до стены, заливали мраморное пространство своим более близким светом.

Слова Сергия, обращенные к княжне, были окрашены такой истовостью и теплотой, что она ответила серьезным взглядом, говоря коротко, это был такой взгляд, в котором виден страх женщины за то, что произнесший их человек может быть в нее влюблен.

Сказать про нее, раз за разом отвергавшую нежные страсти и самую мысль о них, что вокруг нее витала атмосфера, вызывавшая в лицах противоположного пола неодолимое влечение, было бы странно, однако дело обстояло именно так; в результате она научилась очень быстро считывать все знаки.

Впрочем, на сей раз подозрения ее отпали почти сразу; она ответила:

— Я верю тебе, Сергий, верю. И Пресвятая Дева знает, с какой полнотой и радостью.

После этого она продолжила — свет трепетал в ее глазах, ему казалось, что в них стоят слезы.

— Ты называешь меня маменькой. Некоторые, услышав тебя, возможно, рассмеялись бы, однако я согласна с этим прозванием. Оно предполагает взаимное доверие без смущения, обещание взаимной преданности, каковое дает мне право называть тебя в ответ «Сергием», а порой и «милым Сергием»… Да, мне представляется, что тебе лучше вернуться в город прямо сейчас. Игумен захочет утром обсудить с тобой то, что ты сегодня видел и слышал. Мои гребцы доставят тебя на место и останутся на ночь в моем доме — он всегда для них открыт.

Выразив свою радость по поводу того, что она позволила ему обращаться к ней, как это принято у него на родине, Сергий направился было к выходу, однако княжна задержала его:

— Подожди. У меня сегодня не было времени обстоятельно ответить на обвинения, выдвинутые против меня игуменом. Как ты помнишь, я обещала поговорить с тобой без утайки, и мне кажется, что сделать это лучше прямо сейчас; услышав мои признания, ты не станешь удивляться извращенным их толкованиям, да и сомнения не с такой легкостью проникнут тебе в душу. Тебе будут ведомы все обстоятельства, и ты сам сможешь судить о степени моей виновности.

— Они могут от разговоров перейти к действиям, — подчеркнуто произнес инок.