Вечный странник, или Падение Константинополя

22
18
20
22
24
26
28
30

С этими словами гамари снял с руки повод, прыгнул на борт и, не дав никому времени ни возразить, ни запротестовать, скинул жилет и сандалии, подвернул рукава рубахи и уселся на свободное пятое место. Ловкость, с которой он разобрал весла и прикинул их к руке, явно притушила ретивость возражений его соратников; действия гамари свидетельствовали о том, что им достался дельный спутник.

— Не сомневайтесь во мне, — проговорил он вполголоса. — У меня есть два качества, которые принесут нам победу: сноровка и выносливость. — После этого он обратился к княжне. — Благородная госпожа, позволишь ли мне сделать заявление?

Вопрос этот был задан бесконечно почтительным тоном. Сергий заметил эту перемену и пристальнее вгляделся в гамари, пока княжна отвечала согласием.

Встав на скамье в полный рост, гамари возвысил голос:

— Слушайте, слушайте меня все! — Достав из-за пазухи кошель, он помахал им над головой и заговорил еще громче: — Вот! Сто нумий, причем не медных. Взвешены и пересчитаны одна за другой, держу на них пари! Пусть говорит один или все. Кто принимает вызов?

Поскольку среди оставшихся на берегу охотников не нашлось, он потряс кошелем в сторону своих соперников.

— Если мы и не христиане, — обратился он к ним, — мы все равно гребцы и не знаем страха. Вот, ставлю этот кошель — если победите, он ваш.

Они немо взирали на него.

Он медленно спрятал кошель и, называя города соперников их правильными греческими именами, прокричал:

— Буюкдере, Терапия, Стения, Бебек, Балта-Лиман, Енимахалле — петь нынче вашим женщинам горькую песню! — А потом повернулся к княжне: — Позволь же нам занять седьмое место слева.

Зеваки стояли в растерянности. Кто перед ними — жалкий хвастун или действительно ловкий гребец? Одно было ясно: интерес к гонке значительно возрос, как на судейском месте, так и на запруженных народом берегах.

Что касается четверых цыган, доброволец их явно устроил. Устроил даже сильнее прежнего, когда произнес, пока они подводили судно к месту старта:

— А теперь, друзья, я буду вашим командиром; и если мы одержим победу, то, помимо приза, вы получите и мой кошель, чтобы разделить его содержимое. Согласны? — (Все они, включая и старшего, согласились.) — Вот и отлично, — продолжал он. — Делайте свое дело, а темп и мощь гребка буду задавать я. Ждем сигнала.

Поднятый княжною флаг взвился на столбе, все суда разом тронулись с места. Зрители издали оглушительный вопль — крики мужчин смешивались с восклицаниями женщин, которым неприлично было слишком возвышать голос.

Ничто так хорошо не согревает кровь, как восторги многочисленных, охваченных интересом зрителей. Сейчас это стало особенно заметно. Глаза гребцов расширились, зубы сомкнулись, на шеях вздулись вены; даже мускулы на предплечьях подрагивали от напряжения.

Было бы куда лучше, если бы маршрут гонки проходил вдоль берега: тогда зрителям отчетливо были бы видны смены раскладов и все уловки участников; при нынешнем же положении суда вскоре превратились для них в черные предметы, которые смотрелись как единый гребец с парой весел; знамена вились по ветру, прямо по направлению движения, и распознать их было невозможно. Однако оставшиеся на берегу друзья участников вовсю драли глотки; постепенно спустившись к кромке воды, они давили друг на друга, превратившись в единую плотную стену.

В какой-то момент прозвучал дружный вопль. Суда постепенно разбили изначальный строй и вытянулись в линию, выстроившись почти что одно за другим. Пока происходило это перестроение, с юга подул необычайно сильный ветер, так, что одновременно стало видно все флаги; зрители увидели, что возглавляет гонку красный. Жители Стении испустили победоносный вопль, однако сразу вслед за ним прозвучал еще один, даже громче. Тот же порыв ветра позволил определить, что черный флаг цыган замыкает гонку. Тут даже те, на кого бравада гамари произвела должное впечатление, не смогли отказать себе в насмешках и издевательствах.

«Гляньте на неверных!» — «Им бы сидеть дома, пасти коз да лудить чайники!» — «Семь стволов в собор превратить решили, надо же! Да раньше их сам дьявол в черепах превратит!» — «А где там этот гамари, где? Клянусь святым Михаилом, отцом всех рыбаков, он сейчас поймет, что нумий у него больше, чем мозгов! Ха-ха-ха!»

И все же самым хладнокровным среди тридцати пяти парней, летевших по скользкой водной глади, оказался гамари — он начал гонку с полным хладнокровием, сохранял его и до сих пор.

Первые полмили он дал своим гребцам потрудиться на славу. Это позволило им вырваться вперед, а ему — понять, что они на это способны. После этого он воззвал к собратьям: