На пути обратно к галере он упаковал свои сокровища заново, обернув меч своим плащом, а камни переместив в новый бурдюк.
— Я отдохнул достаточно, — заявил он шкиперу, устало поднявшись около полудня на палубу. — Отвези меня обратно в город. — И, подумав, добавил: — И высади после наступления темноты.
— Мы будем в гавани еще до заката.
— Да полно! Мы же на Босфоре — сходи до Буюкдере и обратно.
— Но, господин, стража может не впустить нас в ворота.
Князь улыбнулся и, думая про мешки в бурдюке, небрежно брошенном у его ног, ответил:
— Поднимай якорь.
Опасения моряка оказались безосновательны. Высаживаясь на берег около полуночи, князь прошептал влахернскому стражу свое имя и, вложив монету ему в руку, прошел без всякого досмотра. На улицах старик, несущий под мышкой свой плащ и сопровождаемый носильщиком с полупустым бурдюком на плече, ни у кого не вызвал любопытства. Приключение завершилось благополучно, индийский князь вернулся домой, причем в прекрасном настроении.
Лишь одно сомнение одолевало его — единственное. В ярком лунном свете ему только что предстала ажурная вершина горы Кандиль, и воображение тут же увенчало ее постройкой в индийском стиле, из материала белого как снег, сияние которого было бы видно издали на фоне черного склона горы. Он не грек, он не боится турок. О да, турецкое покровительство позволит ему мирно владеть этим поместьем, что вряд ли случится при Константине. А поскольку он готовился к осуществлению своей новой мечты, он дал волю своему воображению.
Дом построен; он слышал шелест фонтанов во двориках, эхо на просторе многоколонных залов; беспечный, вернувшийся к прежней радости, он гуляет с Лаэль по садам, где розы Персии обмениваются ароматом с розами Аравии, а пение птиц не смолкает ни в полдень, ни на закате; воистину, для истерзанного, истомленного, иссушенного сердца нет ничего утешительного фантазий, которые преследовали князя от самых Влахернских ворот: ему казалось, что прохожие переговариваются между собой: «Слышал ты про дворец Лаэль?» — «Нет, а где он находится?» — «На вершине Кандиля». Дворец Лаэль! От повторения имя это делалось только слаще. Но нарастали и сомнения. Где лучше построить дворец: в городе или в роще иудиных деревьев, на вершине Кандиля?
Дойдя до дверей своего дома, князь кинул взгляд на другую сторону улицы и, к изумлению своему, увидел свет в окне у Уэля. Дело было необычное. Он решил, что спрячет сокровище и пойдет выяснит, что случилось. Но едва он миновал собственный порог, к нему кинулся Сиама. Лицо преданного слуги исказило необычайное волнение, и, бросившись к ногам хозяина, он обхватил его ноги, испуская хриплые невнятные вопли, которыми глухие обычно выражают страдание. Хозяин ощутил холодок страха: что-то случилось, что-то ужасное — но с кем? Он схватил несчастного за подбородок и посмотрел ему в глаза.
— Что такое? — осведомился он.
Сиама поднялся, взял руку князя в свою и повел его через улицу, в дом Уэля. Увидев их, купец бросился навстречу князю и зарылся лицом в складки одежд на груди, голося:
— Она исчезла! Пропала! Да пребудет с нею Бог наших отцов!
— Кто исчез? Кто пропал?
— Лаэль! Лаэль, наше дитя, наша Гюль-Бахар!
Кровь прилила к сердцу старшего еврея, лицо его побелело, как у мертвеца. Однако он давно научился не терять самообладания, а потому спросил ровным голосом:
— Исчезла? Куда?
— Неведомо. Ее похитили — это все, что мы знаем.
— Рассказывай, да побыстрее.
ebooksa