— О Франза, — произнес он наконец, — возможно, ты выживешь в завтрашнем бою; если да, то, будучи искушен в словосложении, запиши про меня когда-нибудь на досуге две вещи: во-первых, я не решился порвать с дукой Нотарасом даже тогда, когда Магомет штурмовал мои ворота, ибо он мог захватить мой трон и захватил бы его, ведь Церковь, братства и народ на его стороне, а я — азимит. Кроме того, скажи про меня, что я всегда придерживался союзного договора, подписанного на Флорентийском соборе от имени всех греков, и если бы я выжил, если бы Господь помог мне обратить вспять исламские орды, я бы требовал его соблюдения… Сюда — смотри сюда, о Франза, — он указал в окно, — и в каждом осаждающем нас отряде неверных ты увидишь довод в пользу того, что Церковь Христа должна иметь единого главу, а кто будет этим главой, патриарх или епископ… разве не довольно того, что мы гибнем из-за того, что здесь нет мечей Запада? — Он погрузился было в новое молчание, но вдруг встрепенулся. — Вот какое место я займу в человеческой памяти… Но вернемся в сегодняшний день. Перед Джустиниани и его соратниками надлежит извиниться. Приготовь трапезу в пиршественной зале. Запасы наши так оскудели, что назвать ее пиршеством я не могу, но, во имя любви ко мне, постарайся как можешь. Я, со своей стороны, объеду стены и призову туда всех благородных греческих воинов, стоящих за Церковь и государство, а также иноземных командиров. Возможно, тем самым нам удастся залечить раны, нанесенные Нотарасом. По крайней мере, приготовимся умереть достойно.
Он вышел и, сев в седло, стремительно поскакал к воротам Святого Романа. Ему удалось успокоить оскорбленного генуэзца.
В десять часов состоялось пиршество. Хронисты утверждают, что на нем произносили речи, обнимались, обещали не складывать оружия и стерпеть даже худшее. Был выбран боевой клич: «За Христа и Святую Церковь». Перед расставанием император с бесконечной нежностью и с неменьшей рыцарственностью попросил прощения у всех, кому мог нанести обиды, вольные или невольные; гости по одному подошли попрощаться с ним, он же вверил их Господу и пообещал благодарность от всех грядущих поколений христиан — руки его омочились их слезами.
Покинув Высочайшую резиденцию, он обошел ворота и смог остановить некоторых дезертиров.
Наконец, исполнив все положенное, он вновь обратился мыслями к Богу, подъехал к Святой Софии, отстоял службу, причастился и получил отпущение по католическому обряду; завтрашний день уже не мог принести ему никаких неожиданностей. Он обрел душевный покой, повторяя собственные слова: «Какая нам дарована благодать — умереть во славе!»
Глава XI
ТЕРЗАНИЯ ГРАФА КОРТИ
После трапезы во Влахернском дворце — назвать ее веселым пиршеством невозможно — граф Корти проводил императора до дверей Святой Софии; оттуда, получив его дозволение и взяв с собой девятерых берберов, он медленно двинулся в сторону резиденции княжны Ирины. Да, медленно, ибо во всем Византии не было другого человека, на душе у которого лежала бы такая тяжесть.
Поднимая глаза вверх, он думал лишь о том, чтобы все планеты удачи, утвердившиеся в своих Домах, помогли звезде Магомета воссиять во всем ее великолепии; опуская их долу, он вспоминал об их договоре, и душа его вопияла: «Утрата! Утрата!» Пусть человеку даны богатства, величие, слава и признание — что в этом толку, если он утратил свою любовь?
Помимо терзаний, вызванных успехами соперника, граф вынужден был обратиться мыслями к некоторым последствиям их договора, которых невозможно было предусмотреть в момент его заключения. Место передачи княжны из рук в руки они определили. Заглядывая вперед, он мог себе вообразить, что будет представлять собой великий храм: толпы беженцев, их ужас и отчаяние, ярящиеся среди них захватчики. Как в одиночку уберечь княжну от всех этих напастей? При мысли о ее молодости, красоте и титуле — все они доныне представлялись даром Небес — его пронизывала дрожь, больше напоминавшая страх, чем все когда-либо испытанные им чувства.
Но и это было еще не все. По условиям договора передать ее он должен был Магомету лично. Султан потребует ее у него. Он застонал вслух:
— Господи Всемогущий и Пресвятая Дева, будьте милосердны, пошлите мне смерть!
Впервые за все это время он отчетливо понял, что может потерять не только женщину, в которой для души его сосредоточилось все солнце мира, но также и ее уважение. Как осуществить передачу, сокрыв при этом тот факт, что между ним и Завоевателем существует договоренность? Она будет там — она увидит все происходящее — услышит его слова. Она не проявит страха. Даже Богоматерь в образе над центральным алтарем не выкажет того же спокойствия. Малейшее подозрение в сговоре, предметом которого является она, заставит ее задавать вопросы, и тогда — «О болван, идиот, столь же безмозглый, как рукоять моего меча!» Таким самобичеванием перемежались его стоны.
Было уже поздно, однако дом ее превратился в лечебницу для раненых, а сама она — в бессонного ангела. Старый Лизандр впустил Корти:
— Княжна Ирина в часовне.
Получив это указание, граф направился в часовню — дорогу он знал хорошо.
Сергий как раз отпевал только что отошедшего воина. В помещении толпились женщины, доведенные страхом едва ли не до исступления. Корти понимал, в чем дело. Бедняжки! Они нуждались в утешении верой. Тысячи призраков, явившихся единовременно, не напугали бы их так же сильно, как мысли о завтрашнем дне.
Справа от алтаря он заметил княжну, окруженную ее дамами: они жались к ней, точно перепуганные птенцы к матери. Она же сохраняла спокойствие и собранность. Судя по всему, лишь до нее долетали слова чтеца; хотя граф и вошел смятенным, в сомнениях, в тумане — не зная, что делать и куда обратиться, но один-единственный взгляд на ее лицо вернул ему самообладание. Он решил поведать ей свою историю, опустив лишь одну подробность: в каком качестве он поступил на службу к ее родичу и какой одиозный пакт заключил с Магометом. Нужно было заручиться ее согласием последовать за ним в Святую Софию — за тем он и пришел.
Его появление в часовне вызвало сдержанное волнение; вскоре княжна приблизилась к нему:
— Что произошло, граф Корти? Почему ты здесь?
ebooksa