— Твои слова мне важнее жизни, граф.
— Тогда продолжу… Я надеюсь, что смогу спасти твою жизнь и честь. Ты лишь должна поступать по моему слову. Если ты не в состоянии мне довериться, дальнейшие речи бессмысленны и мне проще уйти. Завтра смерть явится сюда в самых разных обличьях и станет гостьей повсюду.
— Граф Корти, — оборвала его княжна Ирина, — если я не сразу дала согласие, то дело здесь не в отсутствии доверия. Я выслушаю тебя.
— Прекрасные слова, милая княжна.
Он остановился, ощущая в сердце приятное тепло, — некое откровение, подобное смутному огоньку, начало пробиваться сквозь тьму его души. До того момента ему и самому трудно было согласиться с предложением, которое предстояло сделать; оно выглядело предательством по отношению к этой благородной женщине, хитроумной уловкой с целью выдать ее Магомету в рамках этого злосчастного договора. Сейчас же предложение вдруг приняло иной вид: это лучший способ ее спасти — лучший, даже если бы не было ни пари, ни уговора, никаких обязательств, кроме его рыцарского долга. Он продолжил свою речь, и убеждение крепло, снимая тяжесть с его совести, сообщая ему уверенность человека, совершающего правое дело. Тут-то он и рассказал ей свою историю, не утаив ничего, кроме двух упомянутых выше обстоятельств. Она прервала его лишь дважды:
— Твоя мать, граф Корти, — несчастная женщина, какие ей выпали страдания! Но какое же ее ждет счастье! — И позднее: — Сколь прекрасно вырваться из лживых тенет Пророка! Нет иной любви, подобной любви Христа, разве что материнская любовь.
Она говорила, а подбородок ее покоился на мягкой ладони, и рука, лишенная украшений, была бела, точно свежеотполированный мрамор, и дивно грациозна. О чем она думала? О нем? Неужели он наконец-то смог произвести на нее впечатление? Достаточно пустяка, чтобы воспламенить надежды влюбленного! Помолчав, она спросила:
— Значит, о граф, ты был в детстве товарищем его игр?
Укол оказался болезненным — значит, все это время она размышляла о Магомете, — однако он ответил:
— Я был к нему ближе всех, пока он не поднял меч своего отца.
— Такое ли он чудовище, как о нем говорят?
— Для его врагов — да, равно как и для всех, кто встает на пути его желаний, однако для друзей — это друг, каких мало.
— А сердце его способно…
Умолчание задело его сильнее, чем сам вопрос, однако он ответил:
— Да, если полюбит настоящей любовью.
Тут она будто очнулась:
— Вернемся к рассказу — прости, что отвлеклась.
Для него это стало облегчением, и он поспешил продолжить:
— Благодарю тебя, княжна, за милость, и я помню, что время дорого. Я должен вернуться к воротам и встать рядом с императором… Мое предложение таково. Вместо того чтобы дожидаться, когда тебя захватят какие-нибудь ненасытные ордынники, проследуй со мной в Святую Софию и, когда туда явится султан — а он, безусловно, явится, — отдайся в его руки. Если еще до его появления грабители выломают двери храма, я, княжна, буду с тобой рядом не как итальянец граф Корти, но как эмир Мирза и янычар, назначенный султаном в твои телохранители. Мои берберы помогут мне принять этот облик.
Он говорил внятно, однако она заколебалась.
ebooksa