Вечный странник, или Падение Константинополя

22
18
20
22
24
26
28
30

— Повелитель коснулся запретной темы, однако его проницательность заслуживает того, чтобы я дал ответ. Звезды никогда не говорят с человеком внятной речью — их слова подобны словам Бога. Они — слуги, но и у них есть свои слуги. Более того, в том, что они нам сообщают, всегда заключен ответ. Они любят, когда кто-то кропотливо разгадывает их послания. Некоторое время назад один адепт, пытавшийся вызнать нечто при помощи их сопоставления, вскричал: «О племя несчастных скитальцев Востока! Вглядитесь в него, ибо они установят свою власть во дворцах, кои сейчас составляют славу Запада, они выкопают яму, дабы повергнуть в нее гордых». О каком племени идет речь? О том или об этом? Тот искатель так этого и не открыл. Дети Эртогрула тогда еще пасли свои стада на пастбищах, которые получили от Аладдина из Иконии. Не зная их имен, как он мог спросить про них у вершителей судеб?

Мистик заметил, как кровь прилила к открытому лицу Магомета, как засверкали его глаза; он понял, что с этого момента может обращаться к его гордости, а значит, речь не пропала втуне.

— Это предсказание звезд, — продолжал он, — было сообщено и последующим адептам. Время было на их стороне. Когда наконец предки твои воцарились в Бруссе, тайна была отчасти разгадана. Всякий, даже самый безродный пастух, дрожащий под ветром, что налетал с Троянских высот, мог теперь назвать это удачливое племя. Однако откровение оставалось неполным; необходимо было прояснить его вторую часть. Итак, нам стали ведомы копатели ямы, однако кому предстоит в нее свалиться? Этому вопросу я себя и посвятил. А теперь слушай внимательно, о повелитель: не единожды, а многократно я пересек землю — столько раз, что не осталось ни одного народа, мне неведомого, ни одной страны, в которой я не побывал, — даже ни единого острова. И как внук Абд аль-Мутталиба был посланником Бога, так и я — посланник звезд-предсказателей, хотя и не пророк их, а лишь толкователь и посланник. Дела звезд — это и мои дела.

Губы Магомета дрогнули, как будто он с усилием удержал готовые сорваться с них слова.

Князь продолжал, будто и не замечая интереса, который вызвал:

— Где бы я ни странствовал, я повсюду продолжал общаться с планетами, и, хотя мне приходилось расшифровывать многие их предначертания, чаще всего я обращался мыслями к тому, гордому и безвестному, кому предстоит выкопать означенную яму. Я рассматривал бесчисленные имена — имена высокородных и простецов, а дабы не проглядеть цели, вел списки членов царских и благородных фамилий. Когда в одной из них рождался ребенок мужского пола, я записывал час и минуту его рождения, а также данное ему имя. Посещая всевозможные страны, я собирал сведения об их положении и отношениях друг с другом; ибо как состояние почвы благоприятствует или препятствует росту растительности, так и состояние народа свидетельствует о приближении перемен и споспешествует тем, кто должен положить этим переменам начало. Повторяю, о повелитель: как звезды есть служители Бога, так и у них есть свои слуги, о существовании которых никогда не узнаешь, если не прочтешь знаки, которые они подают нам в своем движении. Более того, среди слуг этих есть и священнослужители, и воины, и короли; есть среди них женщины и мужчины незнатного происхождения; ибо зерно гениальности падает прямо из руки Бога, и Он выбирает время и поле для сева; однако, кем бы ни был избранный — высокородным или простолюдином, белым или черным, добрым или дурным, — как Посланнику истинно истолковать волю звезд, кроме как явившись перед ним напрямую, представившись и расчистив для него путь? Разве не следует ему узнать поближе этого избранного?

Тут Магомет не сдержал своего порыва. Вернувшись мыслями к тому, что слышал от Мирзы, — к откровению, мимоходом брошенному случайным путником, встреченным во время паломничества, — он понял, что его сейчас объявят избранным, и, не в силах сдержать нетерпения, спросил:

— Так ты узнал меня ближе, князь?

Манера мистика мгновенно переменилась. До того он был почтителен и даже кроток; редко встретишь столь мягкого, нетребовательного учителя; теперь же он собрал воедино всю силу своего духа, и его огромные глаза засверкали.

— Узнал ли я тебя, принц Магомет? — отвечал он тихим, однако внятным и проникновенным голосом — самым подходящим для раздувания уже пробужденного им конфликта, конфликта духа и духа. — Ты и сам не знаешь себя так, как знаю я.

Магомет невольно отшатнулся — он был поражен.

— Я не имею в виду сведений о твоем отце, о княжне-христианке — твоей матери, о твоей биографии послушного сына и храброго воина, о твоем образовании, необычайном для тех, кто рожден унаследовать высшую власть, — я не об этом, эти сведения у всех на устах, даже у нищих, что растравляют свои язвы у обочин дорог… Однажды ночью во дворце твоего отца поднялся переполох — близился час твоего рождения. В родильном покое стояли часы с золотым циферблатом, дар германского короля, а у дверей несли вахту евнухи. В тот самый миг, когда пробило полночь, из уст в уста к человеку, сидевшему на крыше, полетела весть: «Принц родился! Принц родился! Слава Аллаху!» Человек, сидевший на крыше, изучал бумагу со знаками зодиака, отображавшими гороскоп новорожденного. Заслышав крик, он поднялся и вгляделся в небесный свод, а потом вскричал: «Нет Бога, кроме Бога! Приветствую тебя, Марс, повелитель восходящих звезд, — тебя, Марс, и твоих спутников, Сатурна, Венеру и Юпитера, в счастливом соположении, при невидимости луны. Слава принцу!» И пока ответ его передавали вниз, сидевший на крыше разметил положение звезд в их Домах точно так, как они располагались в ту полночь, в ночь с понедельника на вторник в тысяча четыреста тридцатом году. Не допустил ли я ошибок, повелитель?

— Ни единой, князь.

— Тогда продолжу… Тот гороскоп попал ко мне, я составлял его снова и снова, исчисляя подробности, сходства, параллели и утроения часа, — всякий раз с одним и тем же результатом. Я нашел светила, углы, свойства указующих знаков, те, что благоприятствуют поприщу, которое, будучи претворенным в жизнь, заставит Восток воссиять славой незаходящего солнца!

Еврей осекся и отвесил поклон:

— Убедился ли повелитель, что я знаю его лучше всех?

Глава XIV

ГРЕЗЫ И ВИДЕНИЯ

Некоторое время Магомет просидел в глубокой задумчивости — лицо его пылало, ладони нервно сжимались и разжимались. Размышления доставляли ему глубочайшее удовольствие. Да и могло ли быть иначе?

Князь почтительно дожидался, но при этом не терял бдительности. Он был уверен, что произвел нужное впечатление, ему даже казалось, что он следит за мыслями юного турка, не отставая ни на шаг; однако он счел за лучшее оставить того в покое, ибо трезвое осмысление неизбежно охладит его пыл, а после этого будет даже лучше, если он сочтет, что принял окончательное решение самостоятельно.