– Ну ладно, отправимся к Еве, – согласился студент, беря капитана под руку. – Кстати, дорогой капитан, вы только что упомянули улицу Перерезанных глоток. Так не говорят. Мы уже теперь не варвары. Нужно говорить: «улица Перерезанного горла».
И оба друга направились к «Яблоку Евы». Незачем и говорить о том, что они предварительно собрали рассыпанные деньги и что архидьякон последовал за ними, мрачный и расстроенный… Тот ли это Феб, проклятое имя которого не давало ему покоя со времени его разговора с Гренгуаром? Он не был в этом уверен, но достаточно было этого магического слова, чтобы заставить архидьякона крадучись последовать за беспечными друзьями, прислушиваясь к их разговору и тревожно наблюдая за малейшими их движениями. Впрочем, весьма нетрудно было слышать все, что они говорили, потому что приятели нисколько не заботились о том, что другие прохожие могут услыхать их. Они разговаривали очень громко, болтая о дуэлях, женщинах, попойках и всяких сумасбродствах.
На углу одной улицы к ним донесся с ближайшего перекрестка звук бубна. И Клод услыхал, как офицер сказал студенту:
– Черт возьми! Пойдем скорее!
– Почему?
– Боюсь, чтобы цыганка не увидала.
– Какая цыганка?
– Да та, что ходит с козой.
– Эсмеральда?
– Она самая. Все забываю ее дурацкое имя. Пойдем скорее, а то она меня узнает. А мне вовсе не хочется, чтобы она заговорила со мной на улице.
– Да разве вы ее знаете, Феб?
Тут архидьякон услыхал самодовольный смех капитана, прошептавшего что-то на ухо Жану. Потом Феб снова захохотал и с победоносным видом тряхнул головой.
– Правда? – спросил Жан.
– Ей-богу! – отвечал Феб.
– Сегодня вечером?
– Сегодня вечером.
– И вы думаете, что она придет?!
– Да что вы, Жан, разве в этом можно сомневаться?
– Ну и счастливчик же вы, капитан Феб!
Ни одно слово из этого разговора не ускользнуло от архидьякона. Зубы его стучали, как в лихорадке, и он весь дрожал. На секунду он остановился, присев на тумбу, как пьяный, а затем снова пустился вслед за молодыми шалопаями.