Проклятье Альбаторре

22
18
20
22
24
26
28
30

— Сеньора Мария, — окликнул ее Темный. — Можно с вами поговорить?

Экономка развернулась с недовольным видом. Для тех, кто плохо читает по лицу, она уткнула левую руку в бок. Правой сжала ухват. Его черенок упирался в пол возле ног, рука была вытянута, как у стража, перекрывающего проход алебардой. Воинственная женщина. Не женщина — огонь!

— Простите, что отвлекаю, — продолжил Слон, — я хотел в доме крыльцо подправить, да не смог найти ни инструментов, ни тех, кто эти инструменты помог бы найти.

Сеньора расслабилась, рогулина для горшков притулилась у печи, а ее хозяйка потянулась к тарелочке с пирожками.

— Вот даже ни капли не сомневаюсь, — недовольно пробурчала экономка, жестом предлагая Чиро угощаться. Разумеется, тот не стал ломаться. — Пигалица Иззи поскакала по лавкам. Бенито забился с книгой куда-нибудь на чердак. И для чего его сеньор Гильярдо грамоте обучил? А гадюку Арселию и искать бессмысленно — она не знает ничего, кроме содержимого своих сундуков и кошелей сеньора графа.

— За что же вы так не любите благородную сеньору Нуньес? — полюбопытствовал Темный, пережевав первый кусочек пирожка. Он оказался с мясом. М-м-м.

— Если она — благородная сеньора, то этот горшок — из золота, — экономка махнула в сторону предмета кухонной утвари на столе.

Чиро взвесил его в руке.

— Ну, не знаю… Может, если хорошо поскрести…

— Там сколько не скреби! Шелково одеянье, да рыло — обезьянье! Вот мать Изабеллы, — сеньора Кортес деловито высыпала муку на широкую деревянную доску, сделала углубление в белой горке, вбила туда яйцо, немного воды, и стала вымешивать тесто, — вот та да, та была благородная. И стать, и манеры. А эта — баба базарная. Стоит только сеньору Гильярдо отвернуться, так она тут же начинает вопить, как поросящаяся свинья.

— Что же вы не откроете глаза хозяину?

— Как ему откроешь глаза, если она отворяет ему ширинку? Ни стыда, ни совести у обоих. Хоть бы дочери постыдился! Скоро песком дорожки посыпать начнет, а всё туда же! За юбками гоняться! Догонялся! Теперь вон сиднем сидит, никуда выйти не может. Всё она, гадина. Чует мое сердце, не обошлось в его проклятии без этой змеюки.

— А с чего бы ей желать графу смерти? Она же у него как у Пресветлого за пазухой, поинтересовался Чиро, дожевав пирожок и с интересом поглядывая на второй.

— Так одно дело у хозяина выпрашивать денежку на свои нужды, а другое — иметь возможность свободно тратить свое наследство. Сеньор Гильярдо, он, знаете ли, мужчина… — экономка отерла лоб тыльной стороной ладони, — экономный.

— То есть за монету удавится?

— Ну, не то, чтобы удавится, но мозги выклевать может: зачем, сколько, куда…

— Как же Изабелла тогда «скачет по лавкам»? На товары посмотреть, себя показать? Или она во дворе лавки в ряд ставит и скачет с одной на другую? — хохотнул Чиро и потянулся за вторым пирожком. Чтобы первому в желудке скучно не было.

— Иззи теперь, пока отец дурит, получила доступ к деньгам.

— Я думал, у вас деньгами Монтеро управляет.

— Управлять-то управляет… Да только у девочки то платочек новый, то чепчик, то цацка какая-нибудь. Сеньорита не отказывает себе в маленьких радостях.