168
Впрочем, император продолжал для виду, и когда считал это полезным, распекать Фуше за его болтливость. Он писал ему из Венеции 30 ноября 1807 года: «Я уже сообщил вам свое мнение о ваших безрассудных поступках в Фонтенбло, относящихся к моей семейной жизни. Прочитав ваш бюллетень от 19-го и зная о ваших разговорах в Париже, я могу только подтвердить вам, что ваш долг – следовать моим взглядам, а не поступать по вашему капризу. Если вы будете вести себя иначе, вы только введете в заблуждение общественное мнение и сойдете с того пути, которого должен держаться каждый человек».
169
Подобные же увеселения при Людовике XIV – например, его последняя поездка в Фонтенбло, – стоили около двух миллионов.
170
Среди рассказов о молодости Талейрана я не могу забыть одного, который передал мне мой отец, наверное, слышавший его от своей матери. Талейран изучал богословие и однажды, выходя после проповеди из церкви Сен-Сюльпис, встретил на ступенях лестницы молодую изящную даму приятной наружности; эта дама была в большом затруднении: вдруг пошел дождь, и она не знала, как от него спастись. Он предложил ей руку и один из тех маленьких дождевых зонтиков, которые начали тогда входить в моду. Она согласилась, и он проводил ее домой. Дама пригласила его к себе, и они познакомились. Это была мадемуазель Люзи, которая играла в «Комеди Франсез». Дама рассказала ему о своей набожности и о том, что не имеет никакой склонности к театру и посвятила себя этому делу против своего желания и по принуждению родителей. «Совершенно так же, как я, – отвечал он ей. – У меня нет никакой склонности к семинарскому учению и к церкви, и меня также принуждают мои родители». Они поняли друг друга сразу, и это взаимное признание сблизило их так сильно, как люди сближаются в двадцать лет
171
Смерть князя Невшательского соединена с трагическими и таинственными обстоятельствами. Одни уверяют, что он действительно бросился из окна в припадке горячки, другие – что он был убит и выброшен на улицу толпой людей в масках. Он одним из первых среди маршалов покинул императора и признал новое правительство даже раньше отречения в Фонтенбло.
172
Граф Беньо приводит в своих мемуарах почти такой же разговор с Талейраном. «Победы, – говорил ему князь, – недостаточно для того, чтобы стереть подобные следы, потому что в этом есть что-то низкое, что-то вроде обмана, мошенничества. Я не могу сказать, каковы будут результаты, но вы увидите, что этого ему никто не простит».
173
Мне кажется необходимым напечатать и эту главу, последнюю, написанную моей матерью, хоть она и не закончена и в ней нет ничего, кроме краткого исторического рассказа о том, что произошло в Аранхуэсе и Байонне. Вероятно, она считала необходимым опираться на факты, приводя свои размышления о политических и нравственных последствиях этих событий, о разрыве между императором и Талейраном, а также о влиянии этого разрыва на ее собственное положение и на положение ее мужа. Притом этот рассказ превосходно согласуется с рассказом Тьера о тех же событиях, и она сгущает краски не сильнее, чем это сделал Тьер. Самый главный пункт у Тьера, т. е. роль Савари в интриге с принцем Астурийским, вполне подтверждает все, что говорится в этих мемуарах.
174
Дон Хуан Эскоикис (1762–1820) – один из советников Карла IV, воспитатель Фердинанда VII.