Демон против Халифата

22
18
20
22
24
26
28
30

Человек поезда сидел напротив, с хрустом разгрызал конфетки, прихлебывал чай, аппетитно причмокивал и улыбался. Ковалю невольно вспомнились Хранители силы. Те тоже умели так улыбаться, отвлекая взгляды собеседников на едва дрожащие, задутые книзу уголки рта. А истинное выражение лица при этом расплывалось, теряло очертания. Но хранители так поступали перед боем, а Человек поезда ни с кем драться вроде бы не планировал.

Он ждал ответа, а может быть, и не ждал вовсе, привыкший к людской неблагодарности. Рядом с Ковалем пыхтела и утирала слезы взволнованная Людочка.

— А что если он тебе наврал? — спросил Коваль. — Что если бедному пенсионеру все почудилось, а ты его грохнул и теперь гордишься?

— А я тогда как же? — Человек поезда не обиделся. — Разве я тебе не доказательство?

— Ах вот оно что… Выходит, ты наврал? Ты запомнил стих?

— Только кусок, — Человек поезда развел руками, — кусочек малый… Так что никуда не денусь, помру, но лет на сорок меня еще хватит. Я же с шестого года, уже давно лежать должен под крестиком. Но ведь хитрость не в том, Артур. Хитрость в том, что я мог бы всю эту стихотворную ерунду Нестора употребить. Подпоил я его, подпоил как следует и вслед за ним стал записывать. А потом испугался и сам порвал.

— Чего ж такой робкий? — съязвил Коваль. — Укокошить деда не постеснялся, а заклинание присвоить духу не хватило?

Человек поезда легко поднялся, отставил пустой стакан. Коваль не успел моргнуть, как тот уже отодвинул дверь и глядел из коридора. Быстро, необыкновенно быстро перемещался Человек поезда.

— Духу не хватило? — переспросил он с горечью из коридора. — Нет, мне разума хватило. Принял бы тайну на себя, так не удержал бы точно, вырвалась бы…

— Что мне теперь делать? — как маленький, беспомощно спросил президент. — Ведь я тебя так ждал…

— И хорошо, что дождался, — усмехнулся ночной попутчик. — Теперь, ежели Бродягу встретишь, будешь знать, как поступить…

Человек поезда исчез, а вагон тут же ожил. Горланили песню, детский голосок просился в туалет, кто-то шумно доказывал преимущества «ленинградского» преферанса. Проводница Людочка взметнулась птицей, но Человека поезда и след простыл.

Артур думал, машинально прихлебывая чай. Вагонный чай оказался на удивление вкусным, пахучим, с солнечной долькой лимона, прижатой ко дну ложечкой.

— На какой станции он сошел? Откуда он ехал? — набросились на Коваля попутчики. — Не оставил ли он проводнице билет? Как его найти, как угадать, когда он сядет в поезд? Почему вы улыбаетесь?

— Потому что я рад за вас, — ответил Коваль. Теперь он понял, отчего проводники раньше улыбались и отмалчивались в ответ на бестолковые расспросы.

Разве можно советовать другим повторять свой путь?

Он вышел в громыхающий тамбур, с интересом заглянул в традиционную жестяную банку для окурков, подвешенную на заледеневшем стекле. Там вполне натурально догорали две сигареты. Артур взялся за неповоротливую дверную ручку; мерзлая сталь обожгла пальцы. Кто-то продышал в стекле дырочку, там быстро перемещались вереницы огней, поезд подъезжал к переезду.

Бродяга? Кто такой Бродяга? Следует ли всерьез воспринимать информацию из призрачного эфира, из мира собственных фантазий, наверняка спровоцированных распыленным наркотиком?..

Бродяга…

Артур приказал двери открыться, и она открылась. Вьюга шарахнула в грудь с такой силой, что на долю секунды он усомнился. Но только на долю секунды. Он зажмурился, чувствуя, как сотни рассвирепевших колючих снежинок вонзаются в веки. Артур сказал себе, что досчитает до пяти, а потом откроет глаза и шагнет вперед. Он открыл глаза, и снежинок больше не было. Была чернота вокруг и прямоугольник освещенного тамбура, висящий в черноте.