Каратель

– Здесь местность открытая. С них станется встретить нас у самой проходной. Подождем «Брэдли», так спокойней… Макконахи, Финнеган, как у вас там?

– Тихо, сэр!

– Давайте ко мне. Я стою у поворота на базу, не затопчите.

– Значит, все-таки это specnaz… – пробормотал про себя водитель.

Сережик не уставал поражаться Старому – то, чего Ахмет добивался от людей, просто разговаривая с ними, было выше его понимания. При взгляде со стороны казалось, что перед Старым все размягчается и плывет, послушно принимая ту форму, которую Старый пожелал в самом начале. То, что растапливает перед ним жесткую и колючую шкуру Мира, напоминало молодому ветер над сходящим с озера льдом. Вроде бы слабый, он в считанные минуты разворачивает и гонит куда-то иссиня-серые многотонные льдины, глядя на которые всем животом чувствуешь их сырую неповоротливую тяжесть.

И сегодня произошло все то же самое, что и всегда. Мужики, только что, казалось бы, готовые ясно и коротко послать Старого с его сумасшедшими планами, как-то все и враз переобулись – вопрос «а нам это надо?» тихонько растворился в воздухе, словно его и не было. Вместо него всплыли совсем другие вопросы – «а как это сделать» и «как не сложить головы впустую», и на этих вопросах мужики уперлись.

Проснулся Сережик от холода, пробравшегося в рукава и превратившего кисти рук в бесчувственные деревяшки. Организм дисциплинированно козырнул и отчитался: глубокая ночь, но до рассвета часа четыре, можно еще поспать; опасности нет ни рядом, ни поблизости; в комнате кто-то свой, и пора бы отлить. Отлепив потные шмотки от мгновенно остывшего кресла, Сережик поднялся. Все разошлись, только Сытый подкидывает в прогоревшую печку дрова.

– Фу, накурили, вонищща… – дергаясь от морозной дрожи, сотрясающей еще не проснувшееся тело, Сережик подсел к печке. – Сытый, че не разбудили-то?

– Старый не велел. Сказал, типа кто сегодня жизнь отнимал, то если уснет – будить нельзя, «там» типа кто-то обидится или еще че-то. То ли шутит, то ли хуй знает… Это че он, всегда так?

– Да сколько знаю, всегда, – через зевок ответил Сережик, пытаясь нашарить вытянутыми к печке ладонями хоть немного тепла. – У него никто никогда не знал, шутит он или сурьезно… Ну, че там мужики, как дышут?

– На том сошлись, что он сам, один, идет и приводит оттуда одного ихнего военного. Желательно, чтоб начальничка хоть какого.

– Эт зачем? – фыркнул Серега.

– Ну, чтоб поколоть его принародно да все проверить, раз нонешние двое ниче толком сказать не могут. Да это так все, отмазон. Все это от Токаря идет, он просто ссыт, вот и все. Еще б Губу спросили, идти воевать или все-таки лучше в подвале посидеть… – презрительно скривился Сытый, раскалывая обломок дверного косяка штык-ножом.

– Токарь вроде как не сыкло… – полуутвердительно обронил Серега, инстинктивно устанавливая с Сытым формат подчиненности: тот, кто объясняет свои слова, уже как бы пригинается.

– Ну не сыкло, да. Просто так замечено, что если он в чем-то не шибко уверен, то до последнего тити мнет. Мужики оттого к нему прислушиваются, что с ним-то точно под тапку не залезешь. Но не сыкло, нет. Видал, как он сегодня?

– Да, неплохо отработал, – важно отметил Серега. – Троих как самое малое за ним надо считать. Наверно, больше на самом деле. Старый говорил… О, а он сам-то где? Отбился?

– Не, в подвале с этими вожжается.

– Пойду-ка дойду до него…

– Слышь, Серый. Не ходи, ну его.

– А че такое? Не велел?