И вот я в пустоте смерти. Но она меня не гнетет, ведь у меня есть цель. Я пришла отыскать шесть искорок в пустоте, шесть душ на Пороге…
Раз… два… три… четыре… пять…
Аэтта, где ты?
Моя неприязнь не прошла даром, заклятие ударило по ней сильней, чем по всем остальным вместе взятым. Но чтоб маг да не пересилил свое заклятие… Но я не маг, я только учусь… Не сметь бояться и отчаиваться! Как же мысли путаются… Это Арнэм-тьйях Ваэрт действует. Но это я его выпустила, и я с ним справлюсь.
— Аэтта! — не зов, но повеление.
Шестая искорка.
Все! Возвращаемся.
Ведь мы не умерли, нет этой пустоты. Это лишь заплесневевшая на полке ворожба, которой я — вот уж точно куриные мозги! — дала силу и волю. Ну так вот, я их отнимаю. И да будет так!!!
И, как ни странно, все стало так, как я желала. Я погасила Древнюю магию!
Шесть девушек рассеянно, но спешно (пол-то холодный!) поднялись, отряхивая платья и поправляя прически. Окьед молчал и как-то странно смотрел на меня. И Аэтта…
— Прости меня, я, наверное, тебя сильно достала…
Простить ее? За что? Ведь это я, я во всем виновата. Залезла, куда не просили, чуть не угробила своих соучениц… Но как же она правильно связала причину и следствие. Если б я к ней хорошо относилась, заклятие не задело бы ее с такой силой.
— И ты… ты тоже прости меня, если сможешь… — Комок в горле какой-то странный. Это ведь не слезы, правда? Ах, слезы? Ну, значит — слезы облегчения.
Все обошлось.
Свое «выше всяких похвал» я получила, а также выговор за срыв уроков от само́й Страшной Беды, госпожи ректора Беделлы ар-БелАр (это все темнота, накрывшая корпус).
Я уже говорила, что Окьед замечательный и мои однокашницы тоже? Беде никто не рассказал, как я баловалась запретной Темной волшбой.
Что-то я отвлеклась… Начала со шпаргалок, но кривой мой язык аж вон куда завел. Пальцы отсыхают их писать, эти шпоры, я бы лучше зачаровала невидимостью учебник, но Окьед пригрозил лично присутствовать на этом чертовом экзамене, а я совсем не уверена, что удержу чары, буде он поставит защиту.
Так что приходится по старинке — маленьким убористым почерком на кусочках бумаги, как раз таких, чтоб помещались в ладонь. И еще — мое личное изобретение — писать шпору на верхнем слое многослойного носового платка и непременно карандашом, чтоб не просвечивало сквозь ткань. Благословен будь, мой непрекращающийся насморк, не поддающийся никаким заклятиям! И притворяться не надо. А ежели препод заинтересуется странным платком, то нужно попросту смачно высморкаться, и препод тут же теряет всякий интерес — ну кому надо копаться в чужих соплях?! Помню, в прошлом семестре с моих платочков писало два ряда; преподы бесились, но не могли понять,
Вот и завтра, надеюсь, прокатит. Но на удачу надейся, а халява сама не приходит, как любит говорить брат. Так что — шпоры плюс банальная логика, и я сдам этот экзамен.
Засыпала я с мыслью: