— И нас было много, — уверенно продолжил Матвей. — У отца братья и сестры, у мамы тоже, и родные и двоюродные. Нас, если посчитать со всеми родственниками, было человек сорок. Когда у двоюродной тётки наша племянница замуж выходила, мы в их доме на крыше веранды спали. В дом не поместились. — Матвей смеялся, говоря это. — Представляете? В деревне жители с утра идут по улице, а на крыше дома люди спят. Вся наша дружная ватага жила в Новосибирске. В самом городе, и в пригороде, вся семья в пределах ста километров. И когда мы с Егором уезжали, все оставались там. И сейчас… там.
И Анна поняла. Поняла всё раньше, чем Матвей договорил.
— Но города больше нет, и пригорода тоже, — сказал он. — На их месте большой миллионный улей. Так что ничего нашего больше нет. Совсем. Ни одной знакомой улицы, и ни одного родного человека. А когда и Егор… пропал, я думал, что всё. Я последний. Слава богу, ошибался. У Егора свои мысли на этот счёт, но я… майору благодарен. Если бы он не сделал то, что сделал, я бы брата не нашёл. А он и я — всё что осталось от нашей большой семьи.
Помня эту пламенную речь дословно, Лазарева честно ответила на вопрос Королёва, что всё улажено. С этим Валерий Михайлович спокойно уехал.
На сегодня запланированных визитов больше не было, ждали только текущие дела. Полковник Мун вернулся в командный отсек, вместе с Третьяковым и посыльным от охраны снаружи.
— Майор Лазарева, журналисты снова просят встречи, — сказал последний.
— Нет, без разрешения главкома нельзя, — Анна сразу отказала. Когда посыльный ушёл, взглянула на Олега: — Надо закончить доклад насчёт разумного улья, и хорошо подумать. Королёв правильно сказал: инициатива без реальных предложений принята не будет.
— Ты всё-таки считаешь, что улей — это то, что нужно, — задумался Паша.
Да, Анна интуитивно чувствовала, что это именно так. Сомнения в разрабатываемой стратегии обороны Земли были обоснованы по своим техническим и количественным характеристикам, и даже по обоснованности самих действий. А вот улей — это новый игрок. Осталось только понять, как вывести этого игрока на поле.
***
Костя медленно расцепил веки. Тяжело разошлись. На нос посыпалась пыль из засохшей крови, размазанной по морде. Тяжёлое тело казалось заполненным чем-то плотным, медленно движущимся по венам.
Впереди, прямо перед взглядом, в кресле пилота сидел Бестужев. Интересно сидел. Закинул ноги на панели управления. Эти пластины держались в воздухе, так что та, на которую он положил босую пятку, просела под весом. Дмитрий обнял ладонями локти и опустил голову, похоже, дремал. Смоляное покрытие на нём выглядело сильно порванным. Местами виднелась кожа.
Фонарь кабины изнутри подсвечивала обзорная система. Бежали цепочки символов.
— Бестужев, ты там загораешь что ли? — произнёс Костя.
Дмитрий ещё секунду дремал, но потом отреагировал, услышав рычание. Открыл глаза, взглянул на Багирова, быстро соскочил с кресла, сел на корточки перед ним.
— Пока не вставай, — сказал он, что-то делая на запястье Кости.
Багиров взглянул на свою лапу. Запястье был разрезано, а в рану вставлен металлический ободок. Дмитрий вдавил его глубже, капнул из прямоугольной колбы, что они взяли из ванной на корабле пришельца, последнюю каплю чёрно-красной жидкости на точку в центре браслета. Она впиталась и отчётливо поползла внутри по лапе.
Костя пожевал челюстями, справляясь со странным ощущением.
— Что это? — спросил он, и очень удивился, когда Дмитрий ответил:
— Клетки-симбионты. Лечат тебя. Это с рэк-формы.