Паруса судьбы

Сосредоточенный, тот зорко наблюдал за действиями марсовых. Временами лукообразные пунцовые губы нервно подрагивали и с них слетало крепкое и колючее, как морской ёж, ругательство.

Андрея вдруг охватила досада на друга, с которым вот только обнимался накрепко: «Что, разве сей здравый умом и благородный человек ослеп, не отдает себе отчета? Какого беса он затеял эти тараканьи бега?! Любой пустячный зевок смертью обернуться может. Ox, тёзка, варварский нрав имеешь…»

Марсовые рвали жилы из последних сил и карабкались по вантам на реи чертями.

Преображенский вглядывался в их лихорадочную работу, в кирпичные от натуги и испуга физиономии и понимал: вымогались они, родимые, не за совесть, а за лютый страх пред своим грозным капитаном. И злило его боле всего то, что псу под хвост трачены отвага и силушка моряков. Ради куража и услады хмельного командира.

− Шабаш, Андрей Сергеевич, убедил! − с трудом переламывая гнев, выдавил Преображенский. − Почем зря дух выпустишь…

− Бросьте миндальничать, капитан, − Черкасов был непреклонен. − Матрос − скотина… при понятии жить обязан!.. Паруса на гитовы взять! − зычно, как ни в чем не бывало, прогремел голос.

− Есть на гитовы взять! − чеканным эхом подхватил вахтенный.

У Черкеса чтобы матрос с прохладцей хаживал − Боже упаси! «Как звезданет раз − в глазах пыль с огнем и рожа вздута!» Команда знала кулак капитана, знала и то, что, не дай Бог, провошкаются они с топселями47 иль еще с чем − шкуру с них спустят, «будьте нате»! Работа горела и тут…

Отчаянный крик огласил рейд48, все вздрогнули, берег ахнул. Молодой матрос кувырком летел с верхней реи грот-мачты49.

…На шафрановой палубе лежало что-то в полосатом бастроге и тихо хрипело. Из бесформенного куска торчала задранная вверх нога в тяжелом морском башмаке на медных гвоздях со стертым набок каблуком.

Глава 14

− Эй, капитан! Ну что, будем набивать «Горгоне» брюхо? Шлюпки на подходе, прикажешь открыть трюмы? − боцман Стив Райфл, или Кожаная Смерть, как его окрестило пиратское братство, стоял, сцепив на груди волосатые руки, и выжидающе смотрел на Коллинза. Морской тесак турецким полумесяцем терся о его мускулистую ляжку.

− Сколько тебе потребуется на погрузку, сынок? − капитан высморкался за борт.

− Я тебе не сынок, мать твою…

− А ты мне не дружок, Кожаный, чтоб вспоминать мою мать… Редкие друзья не говорят мне «сэр». Запомни, пуле тесно в этой штуковине, − старик преспокойно положил татуированную кисть на рукоять пистолета. − Хватит вонять, боцман, ты не ответил на вопрос: сколько потребуется на погрузку?

− Сутки, сэр, при такой волне и тумане, − пощерившись на шумливую от птицы бухту, выдавил наконец тот.

− О"кей. Но ни часу больше. Так и передай лентяям. Русские в любое время могут начать потрошить нас. − Гелль ковырнул взглядом обветренное, поросшее многодневной щетиной лицо Стива. Тот молчал, глядя с гнетущей пристальностью. Пара глаз темнела неподвижно и пугающе. Но капитана это, казалось, ничуть не забирало, он раскурил английскую трубку и сплюнул:

− Мне не нравится последнее время твоя рожа, сынок. Ты хочешь мне что-то сказать?

− И многое, черт возьми! − волчьи глаза Стива сузились.

− Ну так скажешь… когда сделаешь дело.