Шумерский лугаль

61

Оказывается, сбежавшие мелуххцы сообщили жрецам, что сражение проиграно, что мы все погибли, а кто спасся, тот прячется в джунглях, опасаясь расправы. Увидев идущее к городу войско, крестьяне разбегались в разные стороны, уводя скот и унося ценное добро. Да и в Мелуххе началась паника. Гонцу из храмовой стражи пришлось долго доказывать, что он не лазутчик и даже не дух погибшего воина, а несет благую весть. Когда мы добрались до города, там уже успокоились и поверили в чудо.

Меня вместе со старшими командирами приняли в верхней части цитадели. Опять было представление с бронзовым слонопотамом. Устроили, как понимаю, для моих подчиненных. После чего каждому из нас поднесли по длинной набедренной повязке, щедро украшенной разноцветными бусинами, и по золотому браслету в виде слона, ухватившегося хоботом за свой хвост. Это атрибуты местной гражданской администрации. То есть, нас приравняли в правах с лучшими жителями города.

— Нам бы хотелось, чтобы вы разбили еще и каннадига, — высказал пожелание верховный жрец, которого звали Укан.

— Не в этом году, — отклонил я. — Ваш климат непривычен для моих воинов, многие заболели, их надо срочно отвезти домой, чтобы выздоровели. Давайте подождем, когда каннадига нападут — и тогда я приплыву и накажу их. Это будет выглядеть и как кара богов.

На самом деле причина была та же: не станет у мелуххцев врагов — незачем будет платить нам.

— Да, так будет лучше, — сразу согласился Укан, хотя по его глазам было видно, что так будет очень даже хуже.

Может быть, поэтому нас не пригласили на пир в цитадель, по которой прямо таки растекался аромат мыса, запеченного со специями. Впрочем, говорят, что жрецам запрещено делить трапезу с мирянами, даже с земным воплощением какого-либо бога.

Поляну всему моему войску накрыли на лугу между городом и холмом со странным храмом. На холм привели стадо быков, зарезали там, что-то сожгли в каменных чашах, а остальное отдали нам. По всему лугу горели костры, над которыми на деревянных толстых жердях запекались большущие куски мяса. К мясу нас наносили лепешек, специй и финикового вина. Шумеры, эламиты, не струсившие мелуххцы, которым уже пообещали повышение по службе, и храмовые стражники, участвовавшие в походе, гужбанили до полуночи. На всякий случай я приказал выставить охрану. Сказал, что опасаюсь мести уцелевших курухов, но на самом деле опасался подвоха от жрецов. Они ведь еще не расплатились с нами.

Награждение прошло утром. Из цитадели привезли несколько возов с кожаными мешками, в которых лежали бусины — мелуххские деньги. Обычным воинам выдали по одной дюжине, десятникам — по полторы, сотникам — по три, старшим командирам по шесть. Кто хотел, тут же обменивал бусины у местных купцов на разные товары. Мне поднесли дюжину дюжин бусин из самого ценного, оранжево-красного сердолика и золотую цепь со слонопотамом, у которого глаза были из черных жемчужин — неплохая прибавка к ежегодной дани. После чего мне передали слова верховного жреца Укана, что нам разрешается покинуть город Мелухха следующим утром. В переводе с дипломатического это обозначало, что нас боятся и просят уплыть поскорее. Что мы и сделали.

62

Следующие три года я провел в трудах праведных. В основном занимался строительством городских стен вокруг всех крупных населенных пунктов, а также храмов, плотин и водохранилищ, ремонтом старых и прокладкой новых каналов. Благодаря регулярно поступающей дани и доходам от резко расплодившихся купцов, у меня были для этого деньги и строительные материалы. Теперь многие морские торговые пути шли через Гуабу и Лагаш, а не через Дильмун. Все города-государства Двуречья, причем не только шумерские, входили в зону действия лагашских купцов, к которым относились предельно корректно, потому что знали, к чему может привести осложнение отношений со мной. Увядание Дильмуна служило им наглядным примером. Да и жрецы из Ниппура, которым я время от времени посылал подарки в виде ценной заморской древесины, не забывали напоминать простым смертным, что я — не простой и не смертный. Мои суда тоже вносили лепту в процветание Лагаша. Я отдал все три в аренду купцу Арадму. Теперь они работали на линии Гуаба-Мелухха, делая богаче всех, начиная от матроса, получавшего не только зарплату, но и имевшего возможность провозить двенадцать мана (шесть килограмм) груза.

Девятый год моей жизни в стране черноголовых начался с приятного события — рождения второго сына у Иннашагги, названного Мескиаггашером в честь какого-то легендарного предка. Я не собирался его заводить, чтобы не опасаться рождения четвертого ребенка, но так уж вышло. Инна была буквально заряжена на рождение сыновей. Именно так она воспринимала роль жены энси. У Мескиаггашера волосы были черные, кожа смугловатая, а глаза серые.

В августе пришли тревожные вести из земель гутиев. Этот народ жил в горах северо-западнее Лагаша. Время от времени гутии вместе с луллубеями и субареями нападали на северные шумерские города. До Лагаша пока не добирались, слишком далеко, поэтому я мог бы не напрягаться, но больно уж мне понравилось получать дань. Да и армия засиделась без дела и добычи, а она, если не воюет с кем-либо, начинает воевать сама с собой.

На этот раз взял с собой и колесницы. Застоялись они без дела. Да и хотелось проверить некоторые идеи, пришедшие в мою голову во время тренировок личного состава. На учениях получалось превосходно, а вот как будет в бою — вопрос на засыпку. Колесницы ехали по суше, по левому берегу реки Тигр. Следом за ними шагали пехотинцы налегке. Припасы, щиты, копья везли на речных плоскодонных судах. Я поменял щиты у своих копейщиков из второй и последующих шеренг. Теперь у них были прямоугольные меньшего размера и более легкие, чем те, что у первой, наподобие римских, которые я видел в Музее римской цивилизации в двухтысячном году нашей эры, на рубеже двух веков и двух тысячелетий. У лучников щит остался небольшим и легким, но добавились еще и доспехи из двенадцати слоев льняной ткани, замоченных в вине и морской воде. Такие доспехи надежно защищают от стрел, почти хорошо от камней, выпущенных из пращи, и плохо от удара копья, топора или дубины. Так ведь лучникам и не надо будет сражаться врукопашную. Разве что дела пойдут совсем уж плохо.

Следом за армией брели толпой добровольцы, вооруженные, чем попало. Они набежали не только из городов и сел Лагаша, но и из соседних государств, даже из Уммы. Во все времена есть люди, которые не хотят служить в армии, зато не прочь рискнуть и поживиться во время боевых действий. Питание они добывали сами, так что меня их проблемы не интересовали. Единственное — мои воины следили за ними, чтобы не грабили крестьян, когда шли по Лагашу. Пришлось несколько человек повесить, после чего остальные усвоили, что в своем государстве граблю только я. Когда вышли за границы его, я перестал следить, где и как добывают пропитание добровольцы. Тем более, что с каждым днем их становилось все больше. К моменту подхода к месту боевых действий добровольцы по численности раза в три превышали мою армию. Глупо было не воспользоваться ими.

Город-государство Эшнунна был самым северным из шумерских. Точнее было бы назвать его шумеро-семитским, причем с большим вкраплением выходцев с гор. Как и многие пограничные, был большим по площади и имел в подчинении с десяток поселений, в том числе три, защищенные крепостными стенами. Столица располагалась в долине реки Диялы, левого притока Тигра, которая судоходна только в нижней части. Покровитель города — Ниназу, бог подземного царства, способный исцелять и омолаживать — мечта женщин. Его символ — посох, обвитый двумя змеями, похожий на тот, который в будущем, после того, как одна змея удавит другую, так думаю, отвечающая за исцеление отвечающую за омоложение, станет символом всего врачебного дела. Эшнунна защищена каменными стенами высотой метров пять и с прямоугольными башнями на полметра выше. У меня сложилось впечатление, что планировали и строили стены не шумеры или халафы. Интересно, кто? Поблизости больше нет цивилизаций, способных на такое. Может быть, их перебили или ассимилировали шумеры. Городские ворота были накрепко закрыты, а горожане толпились на стенах Я посылал вперед гонца, предупреждал эшнуннцев, с какой целью прибыла сюда моя армия, но все равно пялились они так, будто пытались найти ответ на вопрос, кто это к ним приперся, такой не похожий на гутиев, которые сейчас опустошают их земли?

Я подъехал на колеснице к главным городским воротам, точнее, ко рву шириной метров восемь, заполненному мутной речной водой, моста через который не было, остановился перед мостовой опорой, сложенной из камней, прокричал стоящим на двух привратных башнях:

— Я — Ур-Нанше, энси и лугаль Лагаша, хочу поговорить с вашим энси Энтеной!

Имя эшнуннского правителя можно перевести, как Зима. За что его назвали так, никто не смог мне объяснить.