Становление

Внезапно он поднял голову и спросил Алдора:

— А как вы так быстро догадались подойти и… увести меня? Вы что, знали, что со мной… будет вот так?

— Твой отец предупредил, — вздохнул орк, — когда дракон видит место, где он уже был и которое коснулось время, он испытывает… потрясение. И ему приходит видение, которое напрямую связано с его дальнейшей судьбой.

— Это… это как же получается?! — вскочил Дитрих, пошатываясь, — это значит, что мне суждено попасть в рабство к человеку? Но это же невозможно!

— Видения не обязательно нужно воспринимать буквально, — Алдор поднялся со своего кресла, подошёл к принцу и обнял его, успокаивающе поглаживая по спине. После чего снова усадил в кресло.

— Видения, — продолжал орк, — больше рассчитаны на то, чтобы вызвать в тебе эмоциональный отклик. Что ты чувствовал, когда тебе пришло это видение?

— Это было ужасно, — прошептал Дитрих, — никакой надежды. Подавленная воля. Отсутствие желания бороться. Если и драконы когда-то относились так к людям… даже страшно представить, как им хватало силы воли жить, поколение за поколением, согнутыми, сломленными, но всё же лелеющими мечты, что однажды настанет день долгожданной свободы. В такой ситуации появление Убийцы драконов было… справедливо?

Несколько мгновений в комнате стояла оглушительная тишина. И только сейчас до Дитриха дошло, что именно он сказал. Он сейчас фактически признал справедливость того, что в один далеко не прекрасный день Убийца драконов сократил их численность ровно в десять раз, почти подчистую выкосив три драконьих клана из семи и порядком потрепав остальные. Но, с другой стороны, всему этому предшествовало множество далеко не прекрасных событий. Да что там — он мимолётом ощутил это на своей шкуре, и его уже наполнили ужас, отчаяние и безысходность. А люди жили так… поколениями…

— Неправильный ты дракон, Дитрих, неправильный, — покачал головой Алдор, — тебе бы сейчас о девчонке своей думать, о чистом небе над головой, о дорогах, которые перед тобой открыты… а вместо этого ты уже стремишься объять все горести и печали этого мира. Не нужно. Ты ещё успеешь взвалить на себя эту ношу. Сейчас же просто живи и радуйся жизни. А время испытаний ещё придёт.

— А вы знаете, почему я неправильный дракон? — внезапно спросил Дитрих. И с удовлетворением заметил, что честный орк смутился от такого вопроса.

— Кое-что знаю, — наконец, признал Алдор, — но я не знаю всей картины… и не от меня ты об этом должен услышать. Так что не скажу, и не проси.

Дитрих не стал настаивать на ответе. Понимал, что если Алдор не стал говорить сразу — уговаривать бесполезно. Что ж, значит, пришло время задать отцу новые вопросы. Тот явно знает куда больше, чем говорит.

* * *

Через неделю Дитрих возвращался обратно. Он сердечно простился с орчатами, которых теперь, вероятно, увидит не скоро, если вообще увидит. Те тоже остались довольны от знакомства с драконом, и Дитрих понадеялся, что это чудо для них обернётся добротой и душевным теплом в будущем.

Сейчас же он возвращался в замок. Он соскучился по семье, по братьям, сёстрам, по отцу и матери. Но больше всего он соскучился по Меридии, которую ему так страстно хотелось увидеть.

И, когда он уже подлетал к Сиреневому острову, его посетила шальная мысль. А не прокрасться ли ему в замок незамеченным? А что, чем не идея? Устроить стражникам внеочередную проверку. Поймают — молодцы, не поймают — Мефамио ближайшие пару месяцев будет чем потыкать их носом. Воззвав к Сирени, Дитрих скрылся от глаз всех и каждого. Самая лучшая маскировка, его личная разработка. Даже отец такую, наверное, не сразу раскусит.

Приземлившись и приняв меньшую ипостась, Дитрих поспешил в гостиную на третьем этаже. До сих пор его никто не заметил, и это не могло не радовать. Однако, когда он был уже на лестнице, ведущей на третий этаж, то услышал голоса родителей…

— Это может стать проблемой, дорогая, — говорил Уталак, — Энгефиан силён и духом, и телом. Он уже долгое время оказывает знаки внимания Меридии. Его намерения более, чем прозрачны. И если он выиграет турнир — то сделает ей предложение. И от него нельзя будет так просто отмахнуться.

— Но как же Дитрих? — недоуменно спросила Ланире, — он ведь сам выбрал Меридию ещё в яйце. И она его столько ждала… И он к ней тянется… почему это вообще случилось?

— Наверное, в этом-то всё и дело, — печально сказал Уталак, — человеческая любовь, так же, как и пара дракона — это не верёвка, на которую можно вешать любые грузы и тяжести, мол, это же любовь, всё выдержит. Это всегда отношения, тонкие и нежные, особенно в самом начале. А если они безответны… Каждому живому существу свойственно перегорать. Чувства Меридии истончились от чрезмерного ожидания, и теперь она в отчаянии открылась другому.

— Сознательно открылась другому? — неверяще ахнула Ланире, — при том, что её драконья сущность дала ясный сигнал…