В христологической аргументации Григорий Нисский отводит очень много места и придает много значения доказательствам от разума и науке вообще, хотя ничуть не пренебрегает и библейскими, и патриотическими аргументами. Он борется с учеными и искусными в слове еретиками — Евномием и Аполлинарием — их же собственным оружием, и потому диалектика у него оказывается на первом плане. [484] Нельзя, конечно, сказать, чтобы эта терминология и аргументация Григория Нисского представляли собой что-либо непререкаемое и законченное. Но можно сказать с уверенностью, что в лице Григория Нисского мы наблюдаем тип православного богослова-эклектика, который использует для целей разумного понимания и истолкования истин веры данные науки и Слова Божия, сочетает мистику и рационализм и, таким образом, открывает путь к доброму согласию веры и разума, к служению философии богословской науке. И наш писатель, Леонтий Византийский, усвоил подобные же приемы христианской полемики и апологетики в своей научно-богословской деятельности, и в этом смысле он был несомненным продолжателем Каппадокийской христологии как с содержательной, так и с формальной стороны.
Учение Каппадокийских Отцов при всей его высокой ценности было если не исключительно, то в большей своей части теологией, а не христологией. IV век — это эпоха движений по преимуществу тринитарных, потому от него нельзя было и ждать обстоятельного и систематического изложения учения о Лице Иисуса Христа. Такие христологии появляются только в V веке, когда под влиянием новых ересей — несторианства и евтихианства — возникают горячие споры собственно об Иисусе Христе, о Его Лице. Первая такая христология принадлежит свт. Кириллу Александрийскому, который в собственном смысле и есть
Несторианскими идеями уже давно, с конца IV века, была насыщена церковная атмосфера на Востоке. Несторию, собственно, принадлежит только дерзость публичной пропаганды этих идей. Он начал ее словами: «Не Божество родила Мария, но родила человека — орган Божества». [486] «А потому вернейшее наименование Святой Деве должно быть не Богородица, а Христородица». [487] «Дева есть мать Христа, но не Бога Слова». [488] Кто же Христос? Предшественник и учитель Нестория Феодор Мопсуестийский со свойственной ему прямолинейностью отвечал на этот вопрос так: человек был во чреве Девы Марии, человек и вышел из нее [489] Этот человек, Иисус, ничем не отличался от людей одной с ним природы, кроме того, что Бог даровал Ему благодать. [490]
Несторий высказывался несколько осторожнее, стараясь замаскировать настоящий смысл своих слов, в чем и заключалось великое коварство его учения. По Несторию, Христос есть единый Сам в себе и двойственный по природе. [491] В Нем различается Божество и человечество. «Тело Христа есть храм Его Божества, храм соединенный с Божеством каким-то высоким божественным союзом, в котором Божественное естество усвоило себе то, что свойственно телесному». [492] Этот союз Божества и человечества во Христе начался с самого Его зачатия во чреве Св. Девы. Поэтому Матерь Божию, бывшую Христородицей, Матерь Христа-человека, [493] можно именовать словом Θεοδόχος «Богоприемница» и даже Θεοτόκος «Богородица», [494] не забывая при этом об условности такого выражения, не забывая о том, что «храм Бога Слова рассматривается нераздельно с нею [Матерью], а не так, что она есть как бы Матерь Бога Слова». [495] Христос, учит Несторий, «единосущен Отцу по Божеству, а человечество после во времени родилось от Св. Девы». [496] Это не означает, что явилось два Христа, два сына (Божий и человеческий), Христос не стал ἄλλος καὶ ἄλλος «иной и иной». «Христос — имя общее обоим естествам, указывающее в одном Лице сущность, подверженную страданиям и неподверженную им, чтобы можно было понять, что Христос был и не страдающий и страдающий, не страдавший по Божеству и страдавший по телу». [497]
Таким образом, Несторий признает даже одно Богочеловеческое Лицо во Христе, [498] и с этой точки зрения его христология должна бы соответствовать православному Преданию. Но Несторий отверг во Христе единение природ истинное и действительное, выражавшееся у свт. Афанасия и Каппадокийцев терминами: ἕνωσις κατὰ φύσιν «единство по природе» (или φυσική «природное»), κατ’ οὐσίαν «по сущности» (или οὐσιώδης «существенное»), καθ᾿ ὑπόστασιν «по ипостаси» (или ὑποστατική «ипостасное»). Он признал только единение внешнее, механическое, которое обозначал терминами: ἕνωσις σχετική «относительное единство», ἕνωσις κατ᾿ εὐδοκίαν «единство по благоволению», κατ᾿ ἀξίαν «по достоинству», κατὰ τιμήν «по чести», чаще же называл словом συνάφεια «союз» (усиливая до ἄκρα, θεῖα, ἀκριβής συνάφεια «высший, божественный, совершенный союз»). Естественно, что при таком не существенном, не реальном единении допускается лишь формальное или, точнее, номинальное усвоение свойств той и другой природы в Личности Христа Спасителя. Об истинном усвоении и взаимообщении свойств у Нестория не может быть речи уже потому, что для Нестория природа (φύσις) и ипостась (ὑπόστασις) — понятия равнозначные, а потому, считая во Христе две природы, Несторий имплицитно признает и два Лица, два личных самосознания, [499] два Сына и т. д.; признает то, что тщетно старается скрыть. Он говорит: «Я разделяю природы, но соединяю поклонение». [500] Иначе сказать, разделение остается по существу разделением, только ради чести и достоинства (ἀξίᾳ καὶ τιμῇ) Бога Слова это разделение возводится к единству, и человечеству воздается такое же поклонение во Христе, какое принадлежит Ему по Божеству. [501] Несторианство в таком виде было повторением того, что утверждали еще языческие мифологии, то есть обожествлением человека. Собственно же христианский элемент, искупление и спасение людей через Богочеловека Христа, в нем был уничтожен, ибо если Христос не Бог по человечеству и не человек по Божеству, [502] то бесполезными являются для нас и Его Воплощение, и Его страдания, и все вообще Божественное домостроительство (οἰκονομία) о мире и человеке.
Нечестие и зловредность несторианства были скоро поняты на Востоке и вызвали себе сильную оппозицию, во главе которой стал свт. Кирилл Александрийский (ок. 377–444 гг.). Он написал много сочинений, некоторые из которых прямо направлены против Нестория и его учения. Таковы:
1.
2.
В особенности высокий догматический или, точнее, христологический интерес представляют послания свт. Кирилла:
1. К Несторию, начинающееся словами: Καταφλυαροῦσι μέν «Некоторые своим суесловием...»;
2. К Несторию же, начинающееся словами: Τοῦ Σωτῆρος «После того, как Спаситель», с приложением к нему 12 анафематизмов;
3. К Иоанну Антиохийскому, начинающееся словами: Εὐφραινέσθωσαν οἱ οὐρανοί «Да возвеселятся небеса». [504]
Точкой отправления и вместе с тем базой христологии свт. Кирилла служит Иоанново: ὁ Λόγος σάρξ ἐγένετο «
Центральным пунктом учения свт. Кирилла служит утверждение единства Лица Господа Иисуса Христа в противоположность Несториеву разделению Христа на две ипостаси. «Христос есть единый и единственный» — это проходит красной нитью во всех сочинениях свт. Кирилла, это — жизненный нерв его деятельности. [507] «Един есть Иисус Христос, Сын Единородный, с собственной Его плотью, чтимый единым поклонением». «Все заключающиеся в Евангелиях изречения должно относить к единому Лицу», к единой Воплощенной Ипостаси Слова, ибо, по Писанию, един
Настаивая на единстве Иисуса Христа, Сына Божия, свт. Кирилл не менее твердо высказывается и о двойстве в Нем природ — Божественной и человеческой. «Слово, соединив с Собой в единстве Лица тело, одушевленное разумной душой, неизреченно и непостижимо для нашего ума стало человеком. Это не так, что прежде родился от Св. Девы Марии простой человек, а после сошло на Него Слово, но Оно, соединившись с плотью в самой утробе, родилось по плоти, усвоив Себе плоть, с которой родилось». [510] Логос не механически только соединился с человеком от Девы Марии, не по благоволению только обитал в нем, как в своем храме, но истинно Сам стал человеком по всему подобным братьям, кроме одного греха. [511] Таким образом, при единстве Божественного Лица Иисуса Христа в Нем сохранились целыми и неизменными две природы: Божественная и человеческая. «Это мы представляем не так, — говорит свт. Кирилл, — что в сем соединении уничтожилось различие естеств, но так, что Божество и человечество при неизреченном и необъяснимом соединении пребыли совершенными, являя нам единого Господа и Сына». [512] Соединение природ свт. Кирилл доказывает обычными у Отцов подобиями: единство души и тела в человеке, огня с дровами, благоуханья с цветком, злата и кедра в Ковчеге Завета. [513]
Природы во Христе соединились «неизменно и неслиянно» (ἀτρέπτως καὶ ἀσυγχύτως — выражения, взятые в Халкидонское определение), [514] ибо соединились истинно, существенно, действительно (κατ’ ἀλήθειαν, κατ᾿ οὐσίαν, κατὰ φύσιν), [515] а не только наружно, не внешним соприкосновением (κατὰ συνάφειαν). [516] В своей терминологии свт. Кирилл, подобно Каппадокийцам, не является ригористом и часто употребляет такие термины, которыми пользовались и его противники. У него мы можем встретить ἀνάληψις и πρόσληψις «восприятие» (Божеством человечества), ἐνοίκησις и κατοίκησις «вселение», «обитание» (Божества в человечестве), даже συνάφεια «союз» (Божества с человечеством), [517] хотя последнего термина он старается вообще избегать. [518] Но эта свобода в словоупотреблении не означает безразличного или неопределенного отношения автора к тому, какой смысл он вкладывает в понимание единения природ во Христе. [519] Повсюду он настаивает на одном понимании ипостасного единения (ἕνωσις καθ᾿ ὑπόστασιν). [520] Такое единение состоит, по свт. Кириллу, [521] в том, что одно Лицо, то есть Ипостась (ἓν πρόσωπον, ἢγουν ὑπόστασις), и именно Сын Божий, Бог Слово, возглавил Собой две природы — Божественную и человеческую, причем под человеческой разумеется здесь общая всем людям человеческая природа, то есть соединение тела и души, но не личный человек, не особый индивид. На вопрос о том, как был или как мог быть Христос истинным человеком, не имея особой человеческой личности, свт. Кирилл не дает ответа. Он и не пытался разрешить это
На вопрос о том, как представлять Христа после Его Воплощения, то есть после соединения в Нем двух природ, свт. Кирилл отвечал, что после этого Христос есть μία φύσις τοῦ Θεοῦ Λόγου σεσαρκωμένη «одна природа Бога Слова Воплощенная». [523] Эта формула, бывшая девизом доктрины Аполлинария, представляла большой соблазн для последователей Кирилла еще при его жизни. Свт. Кирилла обвиняли в отрицании человечества и в признании одной только Божественной природы во Христе, в аполлинаризме, в монофизитстве. Он должен был написать два специальных сочинения для защиты своих 12 анафематизмов против Нестория, в которых Восточные епископы — Иоанн Антиохийский, Феодорит Кирский и др. — усматривали склонность к отрицанию двух полных и совершенных природ во Христе. В этих сочинениях свт. Кирилл с особой силой опровергает все возражения против него и настаивает на том, что его учение вполне соответствует свидетельствам Свв. Отцов и Символу веры. В частности, он выясняет здесь и значение псевдоафанасиевой формулы [524] в том именно смысле, что Христос есть «Слово Божие, соделавшееся человеком, именуемое и Богом, Которому поклоняются и в человечестве, ибо Оно по природе есть Бог и воссияло от Бога Отца». Таким образом, термином «воплощенная» (σεσαρκωμένη) свт. Кирилл хотел только указать на истинность и непреложность состоявшегося природного единения в одном Лице Христа. Еще точнее св. отец разъясняет это в своем письме к Сукенсу. [525] Здесь он отвечает на возражение, что при принятии одной природы Господа должно приписать страдание Божественной природе. Свт. Кирилл отвергает все это, потому что он признает не просто одну только природу, но Воплощенную природу Логоса. Он хочет сказать: поскольку во Христе Божественный Логос с Его Божественной природой стал человеком, постольку и можно говорить об одной Божественной природе, как об одном воплотившемся Божественном Логосе. Таким образом, указанное выражение должно обозначать восприятие Божественным Логосом, Сыном Божиим, человеческой природы в ипостасное единство со Своим Божеством, [526] причем эти природы познаются нами
У свт. Кирилла можно наблюдать некоторое более дерзновенное утверждение о μία φύσις «одной природе». В послании к еп. Акакию Мелитинскому он пишет: «Мы верим, что после этого соединения, как бы уничтоживши разделяемость надвое, пребывает одно естество Сына как единого, но вочеловечившегося и воплотившегося... Если внимательно исследовать образ Воплощения, то мысли человеческой представятся два (начала), соединенные между собой совершенно неизреченно и неслиянно, впрочем, соединение их она никогда не разделяет, а допускает и признает приличным существование одного (из того и другого) и Бога, и Сына, и Христа, и Господа». [528] Отсюда видно, что свт. Кирилл не думал о каком-либо слиянии Божества и человечества, о поглощении последнего первым, об образовании из этого смешения средней природы, уничтожающей две соединенные. Видно также, что в данном месте св. отец хочет говорить и не об одной Ипостаси Слова (μία ὑπόστασις), объединяющей собой две самостоятельные природы в Богочеловеке, как некоторые услужливо интерпретируют Кирилла. [529] Нет, μία φύσις, по Кириллу, — это действительно одна природа, и именно природа Богочеловека, которую может прозревать вера, углубляющаяся в тайну внутренней жизни воплотившегося Господа, это одна Богочеловеческая жизнь, одно Богочеловеческое существование, τὸ ἓν ζῶον «одно живое существо» Христа (выражение, настойчиво вкладываемое в формулу Кирилла и нашим Леонтием). [530] «Мы верим в одну природу Сына (μίαν εἶναι πιστεύομεν τὴν τοῦ Yἱοῦ φύσιν), — говорит Кирилл, — верим, что Он есть один, ставший человеком и плотью». [531] Эта μία φύσις «одна природа» есть высший синтез двух соединенных во Христе природ, различаемых по соединении уже не столько
Эта высочайшая и непостижимая μία φύσις «одна природа» Сына Божия не препятствует различению в Нем двух особых природ, имеющих каждая свои свойства. «От Отца Он есть Бог и Слово, от Матери — Он человек. Как Бог Он выше закона, а по человечеству Он под законом. По Своей собственной природе Он — Господь, по Воплощенной же Он имеет образ раба». [534] С точки зрения свт. Кирилла, строго говоря, нельзя рассуждать ни об ἀντίδοσις τῶν ἰδιομάτων «о взаимообмене свойств», ни об ἀντιμετάστασις τῶν ὀνομάτων «взаимозамещении имен», ибо все свойства, действия, состояния относятся к единому и единственному субъекту — Логосу, Сыну Божию. Но свт. Кирилл, вызванный своей оппозицией Несторию на учение о примате единства природ во Христе, не уклонялся от указаний на сохранение всех особенностей и свойств каждой природой во Христе, на свободное их проявление в жизни Иисуса Христа, причем во имя ипостасного единства все человеческое становилось вместе и Божественным, и все Божественное — человеческим.
«Само Единородное Слово Отца, соделавшись Человеком, не перестало быть тем, чем было: и в человечестве Оно осталось Богом, и в образе раба — Владыкой, и в уничижении нашем с полнотой Божества, и в немощи плоти Господом сил, и в человеческой мере со всеми свойствами, ставящими Его выше всей твари. Чем Оно было до принятия плоти, тем и осталось неизменно по принятии, то есть Богом, а чем Оно до принятая плоти не было, приняло на себя по домостроительству, потому что Оно усвоило Себе все, принадлежащее плоти: плоть воспринятая Им была не чужой, а стала собственной Его плотью, непостижимо и неизреченно принятой Им в единение с Собой». [535]
ebooksa