Леонтий Византийский. Сборник исследований

«Диодор Тарсский обнаруживается, как строгий школьный логист и диалектик, и притом та школа, через которую он прошел, сеть школа Аристотеля. Посредством определений и силлогизмов разрешаются им все трудные проблемы. Особые обороты речи, фигуры и проч. следуют друг за другом. В этой формалистике Диодор предвосхищает средневековую схоластику». [621]

Леонтий знал и читал сочинения Диодора, [622] следовательно, мог заимствовать у него терминологию и приемы аргументации, встать в вербальную и формальную зависимость от него или не от него собственно, а от антиохийского богословия вообще, началам которого, как открывавшим широкий простор для разумных исследований, Леонтий всегда симпатизировал. Но при этой симпатии он умел избежать тех крайностей, которые приводили неосторожных Антиохийцев к бездне заблуждений и ересей. Этому своему умению Леонтий был обязан тем, что по своим внутренним убеждениям, по своим идейным настроениям он более тяготел к началам Александрийского богословия. Счастливый и плодотворный синтез этих двух богословских направлений — александрийского и антиохийского — как мы говорили раньше, всего яснее сказался в богословском учении Каппадокийских Отцов и Учителей Церкви. К таким Каппадокийцам по литературному направлению нужно причислить и нашего Леонтия Византийского Его собственные симпатии к Каппадокийским писателям проступают в его сочинениях очень ясно. Так, в одном месте он пишет: «Итак, тому, чем отличается сущность от ипостаси, то есть природа от лица, можно научиться у великих свети Василия и Григория». [623] Ясно, что писавший эти слова считал дли себя первым авторитетом в богословской науке именно этих Каппадокийцев и питал к ним самое глубокое уважение. И в других местах трудов Леонтия Византийского мы повсюду находим ссылки на сочинения этих Отцов Церкви, нередко с подчеркнутым к ним особенным почтением. [624]

Далее, уже доказанный факт, что Леонтий — апологет Халкидонского собора, убежденный поборник и истолкователь его вероопределения, говорит о его принадлежности по богословскому направлению к Каппадокийцам, к людям «золотой середины», не очень строгим консерваторам, но и не рьяным прогрессистам. Именно эти люди в своем неусыпном попечении о благе Св. Церкви изобрели и популяризировали термины ὁμοούσιος «единосущный», ζωοποιός «животворящий», они защищали термин Θεοτόκος «Богородица», нашли и одобрили выражение ἐν δύο φύσεσιν Χριστός «Христос в двух природах». Леонтий Византийский точно так же является одним из таких умеренных богословов, столько же уважающим Предание Церкви и Божественное Откровение, сколько дорожащим свободой разумною исследования догматических вопросов. Проникнутый глубокой верой в истину Халкидонского догмата, Леонтий с жаром и во всеоружии богословских и философских знаний выступает на защиту его от неправильных подозрений со стороны колеблющихся и от голословных отрицаний со стороны сектантов. Особенно много мест уделяет такой защите Леонтий в сочинении Contra Monophysitas, где пункт за пунктом разбивает все возражения, которые делались антихалкидонитами: относительно выражения ἐν δύο φύσεσιν «в двух при родах», [625] присутствия на соборе несторианствующих епископов, [626] неправильного осуждения еп. Диоскора Александрийского. [627] Те же мысли развиваются Леонтием и в сочинении De sectis. [628] Общий вывод, к которому приходит наш апологет в отношении Халкидонского собора, таков: этот собор вполне православный и Вселенский собор, нисколько не ниже Никейского и других; его вероопределение точно выражает догмат о Воплощении Иисуса Христа, о соединении в Нем двух естеств во единой Ипостаси, и этим своим догматом собор «разорил вконец все несторианское нечестие и скрытое нечестие Евтихия». [629]

Итак, Леонтий — посредствующий богослов, [630] придерживавшийся примирительной тенденции между школьными направлениями и духе Каппадокийцев. Но один ли только он был таковым в VI веке, как некоторое исключительное явление среди всеобщего оскудения ученых богословов в Восточной Церкви? Оказывается, что Леонтий был не одинок, и VI век вовсе нельзя считать временем полного упадка богословской науки на Востоке, как это может представляться при настоящем слабом освещении и исследовании данной эпохи. Легко указать рядом с нашим автором имена, которые сделали бы честь любому времени. Таковы, например, патр. Ефрем Антиохийский и патр. Евлогий Александрийский. Мы считаем не лишним хотя бы вкратце сказать об ученой деятельности этих лиц, чтобы наглядно подтвердить всю истинность высказанных нами положений.

Святой Ефрем, патриарх Антиохийский, был весьма ученым богословом и плодовитым писателем VI века. Хотя в целом составе в подлинном виде его трудов не сохранилось до нас, но это не лишает нас возможности воздать должное его писательской деятельности. Преп. Анастасий Синаит, преп. Иоанн Дамаскин и, наконец, патр. Фотий, один из ученейших и многосведущих авторитетов, делают ссылки на сочинения Ефрема, судя по которым нужно думать, что св. Ефрем написал несколько и довольно обширных полемических трактатов против Севира, в защиту Халкидонского собора, а также немало проповедей. [631] Сохранились отдельные фрагменты сочинений Ефрема в знаменитой Библиотеке Фотия [632] и в Патрологии Миня, [633] где имеется, кроме того, и список тех авторов, из которых делал заимствования в своих трудах Антиохийский патриарх.

На основании этих имеющихся у нас под руками данных можно безошибочно сказать, что сочинения Ефрема стоят весьма близко к трудам Леонтия. Так же, как и Леонтий, Ефрем является противником Севира, писавшим против него специальные трактаты, и ревностным апологетом Халкидонского собора, защищавшим его определение в своих сочинениях и специальных соборных постановлениях. Аргументация и терминология у Ефрема очень схожа с таковыми же у Леонтия. Как и Леонтий, Ефрем настойчиво защищает формулу свт. Кирилла μία φύσις «одна природа» [634] и дает ей сходную (хотя и не тождественную) с Леонтием интерпретацию, а именно что в этом выражении φύσις «природа» употреблено вместо ὑπόστασις «ипостась», доказывая это ссылками на другие места из сочинений свт. Кирилла, например, на его письмо к еп. Магну, где свт. Кирилл пишет, что «Еммануил познается ἐν δύο φύσεσιν „в двух природах“, [635] как определено на IV Вселенском соборе против тех, кто разделяют две природы в соединении, а не против тех, кто различают их в соединении. [636] Свт. Кирилл сказал, пишет далее Ефрем, τὸ ἓν ζῶον, τουτέστιν ἡ ὑπόστασις „одно живое существо, то есть ипостась“, а не сказал: μία φύσις „одна природа“, что было бы ересью Аполлинария. [637] Свт. Кирилл говорит: „Они (природы) не смешаны через соединение, так что природа Слова не перешла в природу плоти, ни последняя в первую, но каждая пребывает в своем свойстве при этом неизреченном соединении, показывая нам как бы одну природу Слова Воплощенную (μίαν ἡμῖν ἔδειξεν Yἱοῦ φύσιν σεσαρκωμένην)“. [638] Относительно истинности Халкидонского определения Ефрем не сомневается, что оно есть выражение веры всей Церкви и всех Свв. Отцов. „Благочестиво и с мыслью Отцов согласно признание двух природ во Христе и одного Лица и Ипостаси... Соединив мысли Свв. Отцов, святой Халкидонский собор утвердил благочестие“. [639]

Что касается христологической терминологии Ефрема, то вся она совершенно одинакова с терминологией Леонтия. Ефрем постоянно рассуждает о φύσις „природе“, ὑποστασις „ипостаси“, ἕνωσις καθ’ ὑπόστασιν „соединении по ипостаси“, ἰδιώματα „особых свойствах“ [640] в том же духе и в тех же словах, как и наш Леонтий. Но особенную близость Ефрема к Леонтию можно наблюдать в извлечениях из сочинений Свв. Отцов. Ефрем весьма широко пользуется этими извлечениями для подтверждения своих мыслей. Имена цитируемых авторов те же самые, что и у Леонтия. [641] Встречаются у Ефрема цитаты из таких авторов, которые характерны и для нашего Леонтия, как своего рода редкости патристической литературы, таковы, например, цитаты из Ерехтия, епископа Антиохии Писидийской. [642] Далее, Ефрем упоминает дважды о св. Симеоне Столпнике, о Варадате и Иакове, которых хвалит за мужество в борьбе с противниками Халкидона. [643] Так же отзывается об этих личностях и наш Леонтий. [644] Наконец, можно указать буквальные заимствования у Леонтия из сочинений Ефрема. Так, в помещенной у Леонтия цитате μεγάλου Ἐφραίμ, ἐκ τοῦ εἰς τὸν μαργαρίτην λόγου „из Слова великого Ефрема о жемчужине“ [645] текст ее оказывается взятым из двух фрагментов сочинений Ефрема, помещенных у Миня. [646] Леонтиевская цитата под заголовком: τοῦ ὁσίου Ἐφραίμ ἐκ τοῦ εἰς τὸν μαργαρίτην κατὰ Μαρκιῶνος „из Слова преподобного Ефрема о жемчужине против Маркиона“ (Col. 1396А) целиком и дословно взята из соответствующего фрагмента Ефрема. [647]

Не располагая полными и подлинными сочинениями Ефрема, трудно высказаться, конечно, с точностью о всех заимствованиях, которые сделал у Ефрема наш автор. [648] Но не может подлежать сомнению, что Леонтий стоит в близком литературном родстве с Ефремом и даже в некоторой литературной зависимости от него, как пользовавшийся некоторыми местами его сочинений. Последний факт приобретает для нас особенно важное значение именно потому, что он проливает очень яркий свет на саму личность Леонтия и на время его жизни. Ефрем занимал Антиохийскую кафедру с 527 по 546 г. [649] Значит, писательская деятельность Леонтия должна приходиться не раньше, чем на сороковые-пятидесятые годы VI века. [650] Затем, об Ефреме известно, что он вел усиленную борьбу против оригенистов. В 542 г. он соборно анафематствовал оригенистов, в том числе и Леонтия Византийского. [651] Ясно, что если бы наш автор был оригенистом, то он не стал бы заниматься с таким вниманием сочинениями своего противника, тем более не пожелал бы брать из них цитаты. Таким образом, здесь мы еще раз убеждаемся в том, что Леонтий Византийский из Vitae Sabae не тождествен с нашим автором, хотя и носит одно прозвище с ним, что наш автор есть особое лицо, хотя и жившее одновременно с Леонтием-оригенистом.

Очень близкое сходство с патриархом Ефремом в его отношении к нашему Леонтию имеет другой патриарх Восточной Церкви, св. Евлогий Александрийский, живший во второй половине VI столетия (патриаршествовал с 580 по 607 г.). [652] Евлогий написал много сочинений, но в своем полном составе они до нас не дошли. Сохранились только:

1) одна речь,

2) трактаты (κεφάλαια ἑπτά „семь Глав“) о двух природах во Христе и

3) небольшие фрагменты из различных его сочинений. [653]

Об утраченных же трудах можно судить по подробным рецензиям о них Фотия в его Библиотеке. [654]

По своему содержанию сочинения Евлогия — полемического характера и направлены против тех же самых еретиков, с которыми боролся и Леонтий Византийский. Фотий перечисляет сочинения Евлогия против Евтихия, против севириан, против агноитов, феодосиан, гайанитов и акефалов. Главное положение, которое защищает Евлогий в отношении Лица Господа Иисуса Христа, высказывается им в таких словах: „Исповедую одного Господа Христа в двух природах нераздельных и неслитных (ἐν δύο φύσεσιν ἀδιαιρέτοις καὶ ἀσυγχύτοις), в совершенном Божестве и совершенном человечестве“. [655] Этот тезис Евлогий находит совершенно согласным как с учением свт. Кирилла вообще и с его формулой: μία φύσις τοῦ Θεοῦ Λόγου σεσαρκωμένη в частности, так и с учением Халкидонского собора, который прошел посреди (καθ᾿ αὐτό τὸ μέσον) двух крайностей, остановившись на следующем изложении Флавиана: „Исповедуем, что Христос после Воплощения состоит из двух природ в одной ипостаси, одном лице, признавая единого Христа и единым Сыном“. [656]

Христология патриарха Евлогия приобретает особенную силу убедительности оттого, что она весьма насыщена доказательствами из Священного Писания и из святоотеческой литературы. Из размышлений над этими цитатами можно сделать некоторые небезынтересные для нас заключения. Во-первых, имена цитируемых Евлогием авторов оказываются не только одинаковыми с Леонтием и Ефремом, но встречаются иногда и прямо сходные по содержанию и формулировке места у всех трех писателей. Не говоря о том, что все христологические термины, как-то: φύσις „природа“, ὑπόστασις „ипостась“, πρόσωπον „лицо“, ἕνωσις καθ᾿ ὑπόστασιν „соединение по ипостаси“, ἰδιώματα „особые свойства“ и т. д., совершенно тождественны у этих писателей; даже целые выражения, такие как: οὐκ ἔστι φύσις ἀπρόσωπος „нет природы без ипостаси“ или ἀνυπόστατος „безыпостасный“, σάρζ ἐμψυχομένῃ ψυχῇ λογικῇ καὶ νοερᾷ „плоть, одушевленная разумной и мыслящей душой“, εἷς ἐστιν ὁ Χριστὸς καὶ οὐ δύο καὶ σύνθετος αὐτοῦ ἡ ὑπόστασις „Христос один, а не два, и его ипостась сложная“ и др., [657] оказываются повторяющимися почти буквально и у Ефрема, [658] и у нашего Леонтия. [659] У Евлогия так же, как и у Ефрема и Леонтия, есть упоминания о Симеоне Столпнике и Варадате. [660]

Но, говоря о большом сходстве между тремя данными авторами, не следует замалчивать и некоторых различий между ними. Например, у Евлогия леонтиевская терминология воспроизводится гораздо точнее и полнее, чем у св. Ефрема. Если у Ефрема совсем нет самого характерного для Леонтиевой христологии термина ἐνυπόστατος (ἕνωσις) „воипостасное (единство)“, то у Евлогия он повторяется чуть ли не на каждой странице. [661] У Ефрема совсем нет упоминания о подложных сочинениях, которыми так много и серьезно занимается Леонтий, Евлогий же говорит о „свидетельствах из Григория Чудотворца и Юлия, папы Римского“, что это „глупость Аполлинария“. [662] Как кажется, эти наблюдения позволяют нам заключить, что патриарх Евлогий писал уже после выхода в свет сочинений Леонтия и, несомненно, пользовался его трудами. Правда, Евлогий не упоминает имени Леонтия и не делает дословных выписок из его трудов. Это обстоятельство указывает на то, что у Евлогия или не было под руками самих сочинений Леонтия, или их автор патриарху-писателю не был достаточно известен, поэтому он и воздержался от его цитирования. Но те идеи и та терминология, которые были пущены в научный оборот Леонтием, несомненно, были известны Евлогию, им усвоены и широко использованы в его сочинениях. Учитывая этот факт литературной зависимости Евлогия от нашего автора, мы не можем не видеть в нем косвенного подтверждения своего положения о том, что наш Леонтий-писатель жил и писал в период времени до Евлогия, то есть до последней четверти VI века.

Из числа других церковных писателей и деятелей VI века, стоявших в более или менее близкой связи с нашим Леонтием Византийским, можно указать еще на императора Юстиниана, еп. Гераклиана Халкидонского, Памфила, Евстафия монаха и др. Об императоре Юстиниане мы будем говорить впоследствии, и говорить подробно ввиду его особенного отношения к нашему автору. Что же касается Гераклиана, который писал в самом начале VI столетия, то памятников его письменной деятельности сохранилось совсем мало. Сохранились лишь четыре цитаты ἐκ τῶν Ἡρακλειανον „из сочинений Гераклиана“, помещенные в известной нам Доктрине. [663] Но уже судя по этим небольшим фрагментам, можно не сомневаться, что наш Леонтий придерживался того же образа мыслей и того же направления, что и Гераклиан. Именно, все писания Гераклиана — полемического характера и имеют в виду монофизитов и несториан, с которыми боролся всю свою жизнь Леонтий. Те приемы, которые он употребляет в своей полемике, совершенно тождественны с приемами Леонтия. На первом плане у него философско-рационалистические аргументы, на втором же — доказательства из Священного Писания и писаний Свв. Отцов. В одном месте (в последней цитате) он доказывает, что число не разделяет исчисляемых вещей и что не все единое по числу просто по содержанию, но оно бывает и сложным; и не все, сложное по содержанию, множественно по числу, но оно бывает и единым. В том же духе и стиле об этих предметах рассуждает и наш Леонтий. [664] Много сходных мыслей и тождественных выражений встречается у Гераклиана (в 3-й цитате) с нашим писателем в трактовке вопроса о природах во Христе: в человеке — одна природа (человеческая — духовно-телесная), иначе, если и человеке две природы (дух и тело), то во Христе будет уже три природы. [665] Леонтий не цитирует Гераклиана, он, возможно, даже не видел его сочинений. Но тем важнее то, что Леонтий оказывается очень близким к нему по воззрениям и аргументации: значит, вообще, писатели VI века на Востоке, живя в разных местах и не зная друг друга, самостоятельно приходили к сознанию необходимости занимать в церковно-литературной деятельности ту самую позицию, на которую встал наш Леонтий, а за ним и другие полемисты.

То же самое, что о Гераклиане, можно сказать смело и о Памфиле в его отношении к Леонтию. Памфил — это неизвестный автор, из сочинений которого взяты в Доктрине две цитаты. [666] В них он занимается выяснением терминов — тех же самых и в том же духе, как и наш Леонтий. [667] По предположению Дикампа — издателя Доктрины, фрагменты Памфила в Доктрине надо считать заимствованными ἐκ τῆς δογματικὴς πανοπλίας. Эта Паноплия, принадлежащая перу неизвестного автора, без сомнения, носит на себе следы близкого сходства с трудами нашего автора, но не столько, впрочем, со стороны ее внутреннего содержания, сколько со стороны цитат и ссылок. [668] Богатый флорилегий (сборник извлечений) Паноплии включает 11 цитат, имеющихся и у нашего Леонтия. Но кто из обоих этих авторов от кого зависит — не только трудно, но и прямо невозможно решить на основании данных цитат. Совпадение в цитировании мест из различных сочинений у авторов того древнего времени наблюдается очень часто, и наиболее правильная причина этого лежит в том, что в то время, время напряженной борьбы с многочисленными еретиками, существовали особые сборники, содержавшие выписки из святоотеческой литературы, которыми авторы и пользовались в своей полемике и вообще в своих письменных работах. Доктрина, между прочим, и представляет собой один из сохранившихся образцов подобного рода флорилегиев. Затем, Памфил несомненный современник Леонтия, так как он говорит о тритеизме вполне согласно с нашим писателем. [669] В качестве же современников Леонтий и Памфил едва ли могли бы пользоваться сочинениями друг друга, и потому естественнее предположить, что оба эти автора для своих цитат имели особый источник — сборник святоотеческих извлечений.

Относительно монаха Евстафия и его Ἐπιστολὴ πρὸς Τιμοθέον σχολασηκὸν περὶ δύο φύσεων κατὰ Σεβήρου („Послания к Тимофею схоластику о двух природах против Севира“) [670] приходится повторить снова то же, что и о предшествующих авторах: он говорит тем же самым языком, думает о тех же самых предметах, что Памфил и наш Леонтий. Выступая против Севира, он старается запутать его в его собственных сетях, пускает в ход силлогистику, ловит на словах, старается всячески опрокинуть доводы своего противника. Библейские тексты у него чередуются с цитатами из Отцов, особенно из сочинений свт. Кирилла Александрийского, [671] но больше всего он уделяет места все-таки аргументам рационалистическим. У Евстафия не раз встречается термин ἐνυπόστατος „воипостасный“, употребляемый для обозначения соединения человеческой природы во Христе с природой Божественной. [672] Евстафий решительно настаивает на реальности человечества во Христе против докетистов, евтихиан и фантазиастов и отвергает их упрек в адрес православных, что такая реальность необходимо ведет к признанию δύо πρόσωπα „двух лиц“. [673] Он твердо стоит за положение: „Если сложный Христос (ὁ Χριστὸς σύνθετος) не только состоит из двух природ, но и действительно имеет их в себе как состоящий из них, а не существует в них как чуждый в чуждых (ἄλλος ἐν ἄλλοις), тогда сохраняется и все значение соединенного“. [674] И наш Леонтий развивает в своих сочинениях не только одинаковые с Евстафием мысли, но даже и в одинаковых выражениях. [675] Евстафий старательно защищает свт. Кирилла от различных обвинений. Совершенно согласно с Леонтием [676] он выясняет, что у свт. Кирилла под μία φύσις „одной природой“ Христа разумеется ἓν ζῶον „одно живое существо“: „Не сказал учитель (ὀ διδάσκαλος), что образуется одна природа из обеих, но составляется единое живое (существо), которое можно обозначить: ἓν πρόσωπον „одно лицо““. [677] Свт. Кирилл не уничтожает двух природ, но признает ἐπὶ συστάσει μᾶλλον αὐτῶν καὶ κατ’ οὐσίαν ἀσυγχύτου καὶ ἀτρέπτου καὶ ἀμειώτου ἑνώσεως αὐτῶν „скорее в их составе и неслитное, неизменное и неумаленное соединение их по существу“, [678] то есть что они находятся в состоянии неслитного, неизменного и неумаленного единения. Много места уделяет Евстафий опровержению взглядов Севира, которого он называет ἡ δικέφαλος ἀλώπηξ „двуглавой лисицей“ или ὁ δίγλωσσος ὄφις „двуязычной змеей“ [679] за то, что он обольщает своими хитрыми речами нетвердых в истине и тем отторгает от Церкви и спасения православных. Как мы уже знаем, и Леонтий был таким же горячим и убежденным противником Севира, много писавшим для опровержения его учения, которое по своей отвлеченности и запутанности задавало вообще много труда православным полемистам. Одним словом, разбираемое нами сочинение Евстафия по всему напоминает нам сочинения Леонтия Византийского и легко могло бы быть причислено к этим последним, не будь надписано именем другого автора. Этот Евстафий по времени жизни является современником и сподвижником нашего Леонтия. В одном месте он проговаривается, что пишет через восемьдесят с лишком лет после Нестория. [680] В другом месте восклицает так: „И это после почти 600 летнего единения“. [681] Все это указывает на V век, на его середину, как на время жизни Евстафия.

Кроме указанных нами писателей-богословов одного направления с нашим Леонтием мы могли бы в VI веке найти и еще несколько других подобных лиц. Мы могли бы говорить об еп. Иоанне Скифопольском, который „учено и благочестиво писал о Халкидонском соборе“, [682] об Иоанне Грамматике Кесарийском, на которого ссылается как на борца против Севира монах Евстафий, [683] выдержки из полемики с которым приводит и Леонтий. [684] Думается, что после всего сказанного теперь уже для нас с достаточной убедительностью выяснилось принятое нами положение: Леонтий Византийский бы и одним из типичных представителей целой плеяды ученых богословов VI века, тесно связанных друг с другом общностью интересов и идей своего времени. Думается также, что теперь с достаточной определенностью нарисовались перед нами и основные черты этою богословского направления, к которому принадлежал как сам Леонтий, так и все другие богословы VI века, и именно — к смешанному Александрийско-Антиохийскому, или Каппадокийскому направлению. Таким нашим выводом определяется одна сторона направлен и и деятельности Леонтия как богослова Восточной Церкви. Другую сторону представляет его философское направление, поскольку Леонтий вместе с богословием в своих сочинениях пользовался и философией. К освещению этой стороны теперь и приступим.