В своих литературных трудах Леонтий не ставил себе задачи обнять все вопросы христианского вероучения, тем более не думал создать из них определенной догматической системы. Его пером руководила сама жизнь с ее животрепещущими запросами. Он преследовал исключительно цели горячей полемики с современными ему религиозными партиями, отделившимися от общения с Восточной Церковью из-за разномыслия в учении о Лице Господа Иисуса Христа. Этих партий было много. «Воздвигнута всеобщая война вокруг образа единения, — говорит Леонтий, — о котором многие ничего не знают и сомневаются, потому надо философствовать, чтобы узнать, с чем мы согласны, а с чем нет». [754] Каждая партия старалась выставить против церковного учения свой девиз или лозунг, в котором она полагала свое догматическое отличие от Церкви и других партий. Желание скрыть свои заблуждения заставляло партийных вождей изощряться в составлении хитрых и двусмысленных формул своего учения. Часто эти формулы облекались в такую таинственность, расшифровать которую доступно было только посвященным и закулисную жизнь самой партии. Леонтий Византийский был одним из числа тех, кому собственный горький опыт дал возможность близко узнать как саму суть учения, так и тайные замыслы сектантов почему ни у кого другого, а только в его сочинениях можно почерпнуть самые разнообразные и обильные сведения обо всех тех теориях, [755] с которыми встречались православные полемисты того времени в своей борьбе с сектантами. Только у него можно найти указание на все то множество хитрых словесных подвохов, которыми сектанты стремились разбить положения противников и укрепить свои позиции. Все это современное Леонтию религиозное разномыслие сосредоточилось главным образом на одном богословском вопросе, вопросе о Лице Иисуса Христа, об образе соединения в Нем природ и о следствиях этого соединения. Со стороны защитника православной веры нужно было обнаружить все ложные умствовании, опровергнуть все заблуждения сектантов и вместе с тем выяснить настоящее понимание христологического догмата, согласно учению о нем Слова Божия, Свв. Отцов и Священных соборов, особенно последнего Халкидонского собора, специально занимавшегося христологическим вопросом. Такую существенно важную задачу и поставил себе Леонтий Византийский, а для ее выполнения развил и специальных трактатах свою православную христологию в противовес ложному учению сектантов. Здесь мы проследим основные пункты учения Леонтия, оставив для особой главы его полемику, вторая сама по себе представляет немалый интерес и дает свой основной материал.
Свое исповедание веры в догмат о Лице Иисуса Христа Леонтий излагает в таких словах:
«Сын и Слово Божие, вселившись ради нас в Богородицу, воспринял тело одушевленное, разумное и, проще сказать, человеческое, и соединился с ним неслитно, истинно и нераздельно (ἀσυγχύτως, ἀληθινῶς, ἀδιαιρέτως); истинно — потому что образовалась одна Ипостась из Бога Слова и человеческого тела; неслитно — потому что после соединения сохранились соединенные [природы], и никак не изменились существенные свойства; нераздельно — потому что у них одна Ипостась... Это есть вера христиан». [756]
Воплощение Сына Божия [757] и спасение Им людей для нашего автора всегда и прежде всего есть таинство, [758] постигаемое верой, а потом уже понимаемое и разумом. Вера руководит разумом в стремлении к познанию истины, разум же освещает вере путь для ее шествия в глубины христианского ведения. Только такое гармоническое взаимодействие веры и разума и может обеспечить нам плодотворное изучение богословских вопросов. Несомненность такого утверждения и благие результаты следования ему наш автор доказывает каждой страницей своих сочинений. Он глубоко верует в Спасителя Иисуса Христа, но хочет иметь осмысленную веру и потому предоставляет свободу своему разуму проникать в таинство веры, насколько это посильно и безопасно для него.
Тайну Воплощения Леонтий считает более доступной для разумного познания, нежели тайну Троичности Бога. Почему? Потому что «таинство Воплощения настолько более явлено Богом из всего сокровенного сравнительно с таинством Бога, насколько более сверхъестественное в нем открылось в естественной видимости». [759] Итак, как же в свете откровения и разумной веры следует мыслить о Господе Иисусе Христе, Кто Он есть? На этот вопрос Леонтий всегда твердо отвечает так:
«Признается согласно, что Он есть Бог и человек, собственно Бог и собственно человек, по природе Бог и по природе человек, единосущный Отцу и единосущный нам, один из Св. Троицы и один из нас, и что Бог Слово стал человеком». [760]
Из таких слов понятно, что во Христе нужно различать две истинные и реальные природы: Божественную и человеческую. Согласно первой природе Спаситель наш есть Бог Слово, или Логос. По примеру Свв. Отцов III и IV веков Леонтий нередко употребляет последнее название в приложении к Иисусу Христу, но уже не в том религиозно-философском смысле, в котором те употребляли его, именно в смысле Бога Сына, Творца мира и Исцелителя (Спасителя) человеков, с оттенением в Нем Божественной Его природы и единении с Отцом, но в значении Единородного Сына Божия, воплотившегося и вочеловечившегося, с особенным ударением на человеческой природе Иисуса Христа и единении по ней со всеми людьми. [761]
«Один Логос не есть совершенный Христос, хотя и есть совершенный Бог, не соединившись с человечеством, [762] как и Иисус не есть совершенный Христос, хотя и был бы совершенным человеком, не соединившись с Божеством. Совершенный Христос Бог наш есть вместе и одновременно, истинно и действительно Логос, Сын Божий и Иисус, Сын человеческий». [763]
По Своей Божественной природе Христос единосущен Богу Отцу и Св. Духу и есть вместе с Ними единый и истинный Бог. [764] Эта природа во Христе предсуществовала Его человечеству, [765] но это предсуществование не обусловливает собой какого-либо принудительного субординационизма прившедшей человеческой природы по отношению к Божественной, тем более не влечет за собой никакого σύγνυσις «слияния» или поглощения человечества со стороны Божества. [766] По второй Своей природе Спаситель есть истинный и совершенный человек. Эту человеческую природу Он имеет не от вечности, как Божественную, но воспринял ее во времени, а именно через Воплощение от Св. Духа и Девы Марии. Истинность и полнота человечества во Христе свидетельствуется тем, что «Его человечество пребывает в том, что свойственно ему по этой природе, и имеет телесные способности и действия» (τὰς τοῦ σώματος φυσικὰς δυνάμεις καὶ ἐνεργείας). [767] Евангелие говорит, что Христос испытал все, свойственное человеку, кроме греха, что «явило Его истинным и единосущным нам человеком» (ἀληθῆ αὐτὸν καὶ ἡμῖν ὁμοούσιον ἀπέφαινεν ἄνθρωπον). [768] Какая же это природа, которую в Воплощении Своем получил Сын Божий: общая или частная, видовая или индивидуальная? Этот вопрос весьма важен для Леонтия, и потому надлежащему разрешению его он уделяет много места в своих сочинениях. По Леонтию, Христос принял общую всем людям природу, общечеловеческую, видовую. «Христос, — говорит он, — из двух природ, Божественной и общей человеческой, которые обе предшествовали их соединению». [769] Думать иначе — значит разрушить все дело спасения людей через Иисуса Христа, ибо если человеческая природа Христа — не общечеловеческая природа (ἀνθρωπότης), а только его частная природа (χριστότης) тогда ни Он к нам, ни мы к Нему не можем иметь никакого отношения. Но, с другой стороны, нельзя считать человечество во Христе и только общей природой, не присваивая ей принадлежности Ему как частному ее носителю, то есть не признавая ее индивидуальной человеческой природой. Ибо тогда «придется признать, что и Иуда с Пилатом, Анна и Каиафа не менее воплотились и были распяты за нас». [770] «Таким образом, мы признаем, — говорит Леонтий, — что Слово из нашей природы восприняло в собственную ипостась некоторую частную природу». [771]
Но являясь особой, индивидуальной природой, человечество Спасителя не держится ли только Его Божеством, не стоит ли в такой от него зависимости, что без него обращается в фикцию? Леонтий не раз в своих сочинениях останавливается на этом вопросе, тем самым показывая всю его серьезность.
«Издавна (πάλαι), — говорит он, — исследовался вопрос, каковы природы Христа. И если нельзя истинно (ἀληθῶς) мыслить более двух природ во Христе, то ясно, что здесь дело заключается в истинности этого самого числа. Если мыслится [соответствующее] делу и истине [то есть реально существующее], то что мыслится фиктивно и выдумывается ложно? Относительно мыслей нужно различать, что истинная мысль является у нас из существующего [реального], а ложь рождается в нас из не-сущего [нереального]. Итак, существуют истинно в мысли (τῇ ἐπινοίᾳ) две природы Христа, ибо и соединяемые в мысли они созерцаются нами отдельно». [772]
Отсюда ясно, что каждая природа во Христе, а следовательно, и человечество, после Воплощения имеют реальное бытие. Пусть они нами созерцаются только в мысли, как и всякая вообще природа в ее отделении от ипостаси, но эта самая ипостась и свидетельствует об их реальности. Но Леонтий заходит еще дальше в рассмотрении этого важного для него вопроса и предлагает еще более глубокое его решение. Устраняя себя как авторитетную величину, он говорит, что и «божественные Отцы наши определили, что не природы существуют в мысли, но их разделение». [773] Они показали, что природы существуют и именуются в действительности (τῇ ἐνεργείᾳ), а разделение их приняли по мысли (κατ’ ἐπίνοιαν), полагая, что в сущности (τῷ λόγῳ) они не разделены, хотя могут быть различаемы по причине неизменного различия и свойства (διαφορὰν καὶ ἰδιότητα) соединенных (природ) даже и после соединения. [774] Признавать природы только в мысли — это значит представлять их совсем не существующими и лишенными сущности или же слитными и призрачными. [775] Так думает наш автор и так учит во всех своих сочинениях. Дня него этот вопрос о реальности и целости обеих природ одновременно является вопросом о значении и смысле Халкидонского определения. Ему нужно было обосновать и истолковать халкидонское выражение ἐν δύο φύσεσιν «в двух природах» (Христос), которое понималось то в значении раздельного двойства природ и существования двух ипостасей во Христе, то в смысле превращения их в одну Воплощенную Божественную природу. Леонтий так выясняет правильную точку зрения на Халкидонское определение.
«Возможно, — говорит он, — поддерживать и выражение: „из двух природ“ (ἐκ δύο φύσεων), из воспринимаемой через отвлечение общечеловеческой природы, мысленно [соединенной] с реально существующим Божеством. Ибо в мысли мы созерцаем прежде Христа то, что принадлежит Христу (ἐπινοίᾳ γὰρ καὶ Θεωροῦμεν πρὸ Χριστοῦ τὰ Χριστοῦ). То же, что мы признали на самом деле и реально в Нем существующим, то не есть уже прежде Него, но в Нем, так что те, кто признает во Христе две соединенные Природы (δύο φύσεις ἡνωμένας ἐν Χριστῷ), считают Его человечество реальным более, нежели те, кто говорит, что Он из двух природ (ἐκ δύο φύσεων)». [776]
Но для Леонтия более важным вопросом является не тот, из каких природ состоит Христос — эта истина в его время уже не оспаривалась, — но другой: каким образом существуют во Христе после соединения две Его различные природы, в каком взаимоотношении они находятся между собой, как каждая из них действует, состоя во взаимной связи, словом, вопрос об образе соединения и существования природ во Христе. Этот вопрос Леонтий считает величайшим таинством. «Образ соединения, а не доказательство природ — вот что составляет великое таинство благочестия». [777] Это истинное соединение природ автор обозначает термином ἕνωσις καθ᾿ ὑπόστασιν, ἕνωσις ὑποστατική, под которым следует разуметь «соединение двух природ в одной ипостаси» Христа. Никакое другое соединение невозможно в отношении Иисуса Христа, ибо только ипостась (но никак не природа) может воспринять несколько природ, как и одна природа (но никак не ипостась) — несколько ипостасей. Последнее единение ипостасей в одной природе мы наблюдаем во Св. Троице, где в одной природе, или сущности, то есть в Божестве, соединены три особых, самостоятельных Ипостаси, или Лица; первое же видим во Христе, где в единой Ипостаси соединяются две особые, различные природы. [778]
«Существуют три мнения о соединении природ, — говорит Леонтий,– разделяющее (διαιρετική), сливающее (συγχετική) и собственно соединяющее (ἡ κυρίως ἑνωτική). Единение разделяющее есть внешнее (σχετική), не связывающее природы, но оставляющее их раздельными от начала и до конца. Оно только прикрывает единение по чести (ἀξίᾳ), знанию (γνώμῃ) и по единоволию (ταὐτοβουλίᾳ), чем и обморочивает глупых. Второе мнение — противоположное, сливающее и все разрушающее, оно образует фальшивое соединение с утратой свойств соединенных, позволяющее быть одному другим и другому первым, на самом же деле не быть ни тем, ни другим. Среднее мнение между первыми двумя — единение неслитное и нераздельное, соединенное и в своих свойствах ради неизменности остающееся тем же самым». [779]
Леонтий называет это последнее единение — единением существенным, воипостасным. [780] Такое единение не есть соединение ипостасей, [781] но единение сущности Слова с ипостасью Его, ибо как рождение отличает Сына и исхождение — Св. Духа от Отца, с Которым по Божественной природе Они единосущны, так и Воплощение необходимо отличает Бога Слова от других Лиц. Это свойство (то есть воплощенность) есть вновь приобретенное Сыном Божиим и неотделимое от Него (ἰδίωμα ἐπίκτητου, ἀχώριστον), и оно-то обнаруживается в ипостаси Слова. [782] При таком единении каждая природа будет воипостасной Христу как объединяющему их Лицу. Воипостасностью обозначается возглавление каждой из природ во Христе одной Его ипостасью, причем неизменно сохраняются собственные свойства каждой природы и не прекращают своих особых действий даже и после единения.
По какой же ипостаси совершилось во Христе единение природ, по Божественной или по человеческой, или же по соединенной из той и другой? Этот трудный вопрос наш автор разрешает так:
«Должно считать правильным то благочестивое рассуждение, что у Господа нашего Иисуса Христа есть одна и та же ипостась, и в этой одной Он познается как совершенный Бог Слово и как совершенный из нас и по нам человек; в ней две природных сущности. [783] Эта одна ипостась как Божественная есть простая, ибо в Боге не может быть сложности. Но можно в известном смысле и значении присваивать и сложенность, или соединенность, ипостаси Христа, считать ее ὑπόστασις σύνθετος „сложной ипостасью“. [784] Соединенной ипостась вообще может быть, а природа таковой вообще быть не может. Вот почему никак нельзя предполагать во Христе одну соединенную природу из двух природ, образование в Нем φύσις σύνθετος „сложной природы“, ибо это противоречит понятию о самой природе». [785]
Примечательно в этом отношении одно место из сочинений Леонтия, которое и приведем здесь:
«Божественная природа совершенно проста. Итак, природа, которую вы у Христа считаете за одну, сложная или простая? Если простая, то как же Христос сложен? Если же Его природа сложная, то как она Божественна? Итак, истинно, что одна сложенная с природами ипостась (μία σύνθετος ταῖς φύσεσιν ἡ ὑπόστασις), две же природы Господа нашего Христа, истинного Бога». [786]