Относительно ереси Аполлинария в сочинении
«Тимофей, — пишет здесь наш автор, — как один из наиболее смелых на всякое преступное нечестие, и Валентин, прилагающий нечестие к нечестию и невежество к невежеству, оба, исходя из своего учителя и противореча друг другу, говорили, что плоть Господа для своего соединения с Логосом одухотворилась, ибо телесная природа человека разной сущности с Богом, и для того, чтобы с Ним соединиться, должна измениться в сущность, подобную Божественной сущности». [1023]
За такое учение аполлинаристы, между прочим, и получили название «синусиастов». [1024] Обличая их, Леонтий называет их не только еретиками, но и сикофантами, то есть клеветниками, ибо они налгали на своего учителя Аполлинария, будто бы он говорил, что тело Христа должно быть единосущно Богу, тогда как он именовал таковых безумными.
«Господь наш, — рассуждает Леонтий, — по присущему Ему вечному Божеству невидим, по плоти же, которую Он принял от Девы, видим, и то, и другая соединяются в Нем в одно Лицо, и истина не нарушается, так как не из двух лиц Христос, и плоть, управляемая Логосом, не единосущна Богу». [1025]
Требование единосущия с Божеством для плоти Христовой противоречит и самому понятию единения (ἕνωσις), в котором может соединяться иное с иным, Логос с одушевленной плотью, а не Божество с Божеством. [1026] Разоблачая нечестие аполлинаристов, Леонтий вскрывает перед нами самое больное их место — подделки под отеческие авторитеты, особого рода литературные подлоги, которые были тем предосудительнее, что измышлялись со злой целью касались лиц, почитаемых всей Церковью. Так они, будучи не в состоянии защитить свои догматические положения, стали надписывать то сочинения Аполлинария, то сочинения, написанные вождями их партии, именами Свв. Отцов: Афанасия Александрийского, Юлия Римского, Григория Чудотворца. Об этой деятельности Леонтия по исследованию указанных аполлинаристских подлогов, ввиду ее высоким важности, мы будем говорить ниже в особой главе. Здесь же скажем только, что Леонтий на основании тщательного критического изучения подложной литературы установил с несомненностью факт подделки и, таким образом, отнял раз и навсегда у аполлинаристов возможность прикрывать свое нечестие авторитетами Свв. Отцов.
«Я полагаю, — говорит наш автор, — что легко убедиться в истине и признать, что ложно надписанные именем Юлия, Григория и Афанасия сочинения суть извлечения из писем Аполлинария, из его слов о Воплощении». [1027]
Центральным объектом полемических выступлений Леонтия являются несториане и монофизиты, партии с наиболее многочисленными последователями и с наиболее развитой и обоснованной доктриной. Леонтий знал в совершенстве как учение несториан, так и всю их аргументацию, все приемы их полемики с православными. Именно несториане прибегали с особенной охотой к диалектике, к силлогизмам и вообще рационально-логическим построениям при защите своих положений и опровержении противников. Леонтий старается бороться с ними тем же оружием, чтобы готовившиеся ими удары обратить на их собственные головы. Так, несториане и обличение православных говорили:
«Как вы, не отвергая Никейской веры, признаете Христа рожденным прежде всех веков, сшедшим с неба и воплотившимся от Св. Духа и Девы Марии и сделавшимся человеком? И каким образом вы можете все, что есть в Писании, относить ко Христу как Сыну Божию? Если вы не за образ и не за аналогию считаете это, сказанное в Писании, и если не фиктивно был назван Иисус Христос Богом и Сыном, как же не будет два сына, когда об одном и том же говорится по-разному? Как же Он один есть и Сын Божий и — по благодати, бесстрастный и страдающий, возносящий и вознесенный?». [1028]
Несториане думают обличить православных в противоречивости их догматики. Леонтий разъясняет им, что никакого противоречия здесь нет. Они забывают о том, что здесь идет речь именно о единой и живой личности Христа Богочеловека, [1029] в которой могут вполне неслитно и нераздельно существовать две природы.
«Часто различное по природе обозначается одним именем и удостаивается одинаковой чести. Двумя же вообще не мыслится. Мы считаем Церковь, Св. Хлеб и Распятого на кресте за тело. Но каждое из них есть иное и иное (ἄλλο καὶ ἄλλο). И тем не менее нельзя сказать, что это — три различные тела. Ясно, что Христовых тел не два или три... Если же будем считать то, что принимается за тела, тогда их три: собственное тело Христа, Хлеб Евхаристии и Церковь, и именно по той причине, что каждое делается участником Духа Его... Если же таким образом и Логос и Христос участвуют в некотором общем (то есть в человеке), и оба в Нем усыновляются Богу, то чем же назвать Его, как не Тем же Сыном Божиим, Которым Он был по Своему свойству?» [1030]
Несториане не могут понять сущности ипостасного единения Логоса с человеком во Христе, потому не могут и представить одного Богочеловека.
«О единении и взаимной связи (природ) Отцы думали, что она есть существенная (οὐσιωδῶς), а вы вводите только внешнюю и мысленную (σχετικὴν καὶ γνωμικήν), и потому силитесь защищать антрополатрию. Что нечестивее сего? Так думать свойственно лишь нечестивому Павлу и Маркеллу, Фотину, Несторию и Феодору, полагавшим, что Христос есть простой человек (ψιλὸν ἄνθρωπον τὸν Χριστόν)». [1031]
Защищая единение существенное и реальное против несториан, Леонтий всегда имеет в виду такое единение, носителем которого является живой субъект, проникающий собой обе присущие ему природы и переживающий состояния каждой из них как Свои личные, собственные. Это и есть ипостасное единение, и оно-то именно и дает непоколебимое основание для православной христологии, когда как механическое единение несториан само собой аннулирует все их богословские построения. В сущности, у несториан и нет никаких серьезных аргументов в пользу их учения.
«Они представляют нам выражения из Серапиона: „Бог обнял человека“; из Василия: „Человек-богоносец“; из одного Григория: „Именуется Богом не Слова, но видимого“; из другого: „И раны раба, в котором Господь“ — и некоторые тому подобные слова вырывают как бы когтями, вроде: ἀνέλαβε „воспринял“, προσείληφε „присоединил“, ἐνεδύσατο „облекся“, διπλοῦς γὰρ ἦν „ибо был сугуб“ и т. д., что показывает только различие природ Христа, соединенных существенно (τῶν οὐσιωδῶς ἡνωμένων). И сверх сего ссылаются на выражения Кирилла: „Человек из Марии, храм из Девы“. Тех же, кто говорит: „Смешение и растворение (κρᾶσιν καὶ ἀνάκρασιν), сращение и обожение (συμφυίαν καὶ θέωσιν), кровь Бога, крест, страдание и смерть, а перед ними второе рождение Логоса по плоти“, тех они не слушают». [1032]
Таким образом, вся аргументация несториан висит в воздухе, или опирается на одностороннее толкование Священного Писания и творений Свв. Отцов.
Со своей искусственной, а иногда и прямо фальшивой аргументацией несториане не могли бы иметь никакого успеха, если бы не употребляли для уловления в свои сети других более соблазнительных и более недостойных приемов. Несториане умеют ловко скрывать от пытливых глаз свое нечестие, притворно отказываются от сочинений Диодора и Феодора как главных источников их учения, а допытываются сначала у колеблющихся, кто им более нравится и из Отцов, и затем подсовывают им книги с подмененными именами, а если читающий старается узнать подлинное имя автора, то просто говорят: «Прежде почитай, и сам узнаешь, кто он». Они также обещают многие подарки и вспомоществования, милости от императора и почести от властей и ученых, которых признают за своих сообщников. [1033] Разоблачая далее нечистые приемы, практикуемые несторианами в деле совращения православных, Леонтий указывает на их хитрость и коварство, с которыми они подходят к намеченной жертве. Опутав ее своими сетями, они тотчас же стараются ее использовать для утверждения своего нечестия, заставляют изучать сочинения писателей и извлекать из них в свою пользу доказательства, но останавливаются ни перед какими посулами (хотя их не выполняют), в крайнем случае они довольствуются даже только внутренним согласием с ними при наружном состоянии в числе православных.
«Что я не выдумываю этого, — говорит Леонтий, — может подтвердить один свидетель их тайных дел. Когда один из верных, состоявший в клире Церкви, был принужден вступить с ними в общение, то как только они заметили в нем нерешительность, то сказали: „Что ты смущаешься, если и Церковью воспользуешься, как Преторией, и клиром, как войском, имей только нашу веру и сохраняй с нами общение“. Когда же он, придя в сомнение относительно слышанного, сказал, что быть не может, чтобы можно было соблюдать одновременно общение и с ними, и с Церковью. Тогда они говорят: „В таком порядке ничего нет предосудительного. Ибо предлагаемый во образ Тела Христова хлеб получил большее благословение, нежели хлеб, покупаемый на торгу, или хлебы, приносимые филомариамитами (οἱ Φιλομαριαμῖται) во имя Марии“». [1034]
Характеризуя несторианство как доктрину, Леонтий называет его человекопоклонничеством (ἡ ἀνθρωπολατρεία) [1035] и нечистыми догматами безбожия: τὰ τῆς ἀθεότητος μυσαρά. [1036] Такой строгий отзыв, однако, совершенно справедлив, ибо несторианство своим решительным разделением Христа на Бога и человека, своим признанием исторического Христа за обожествленного человека, а Св. Девы за человекородицу, отрицает истинного Бога в нашем Спасителе и фактически проповедует безбожие и человекобожие взамен Богочеловечества и обожения человека. Главной причиной такого религиозного опустошения в несторианской догматике Леонтий считает увлечение рационализмом и пренебрежение верой, без участия которой невозможно познание религиозных истин. «Итак, Бог не соединил Слово с каким-либо человеком из нас. Как пыль перед лицом ветра, разлетаются и рассеиваются все ваши софизмы, потому что они построены на неверии и на незнании путей Божественного Совета». [1037]
Полемизируя с несторианством как известной религиозной шириной, Леонтий весьма сильно вооружается против тех лиц, трудам которых эта секта была обязана своим возникновением и распространением, главным же образом против епископов Диодора Тарсского и Феодора Мопсуестийского, «этой блестящей и богохульной двоицы, этих двух сирен, губивших людей своим смертоносным пением». [1038] Диодор и Феодор в свое время пользовались большим почетом в Восточной Церкви, как борцы против ересей Ария, Македония и Аполлинария. Их деятельность одобряли и сочинения их хвалили многие православные Отцы, например, свт. Василий Великий, Иоанн Златоуст и даже (сначала) Кирилл Александрийский. [1039] Если бы осудить этих знаменитых и влиятельных епископов за их нечестие, то на Востоке могло бы возникнуть опасное волнение, мог бы легко образоваться раскол. Потому-то православные пастыри хотя и скоро осознали всю пагубность их учения, однако воздерживались от публичного осуждения. Но такое боязливое отношение не замедлило принести свои горькие плоды: сочинения этих епископов распространились, и их идеи укоренились и обществе. Во времена императора Юстиниана вопрос о развращающем действии на христиан сочинений Диодора и Феодора, признанных символическими книгами у несториан, назрел окончательно. Леонтий решился открыто выступить с обличением скрытого нечестия в сочинениях указанных авторитетов, дать им надлежащую оценку и подготовить общественное мнение к их осуждению. Собственно на Диодоре Леонтий мало останавливается, считая его менее виновным в происхождении несторианства, нежели Феодора. Все-таки он резко высказывается о нем, как «виновнике зол и нечестия», [1040] в доказательство чего приводит цитаты из его сочинения против синусиастов. [1041] Эти цитаты вскрывают настоящие воззрения Диодора на Христа Спасителя как на простого человека по своей природе и как на Сына Божия только по благодати, из-за обитания в нем Логоса. [1042]
С особенной силой Леонтий обрушивается на Феодора Мопсуестийского. Он клеймит Феодора самыми унизительными эпитетами, чтобы нагляднее показать, чего заслуживает своими нечестивыми деяниями и учением этот ересиарх. Перечисляя заблуждения Феодора, Леонтий прежде всего укоряет его в искажении смысла слов Священного Писания ложными перетолкованиями. «Иначе как беснованиями я не могу назвать его толкования Священного Писания». [1043] Само число канонических книг Писания Феодор урезал, подвергнув сомнению в смысле подлинности книги Бытия, Иова [1044] и совершенно исключив из числа богодухновенных книг Песнь Песней, многие Псалмы, 1 и 2 книги Паралипоменон, книгу Ездры и Послание Иакова. [1045] Феодор даже предлагает другой символ веры или, лучше сказать, суеверия, научая после веры в Бога Отца, Сына и Св. Духа верить в Господа Иисуса Христа, вводя в Троицу четвертое лицо (τέταρτον πρόσωπον) и разделяя Христа на два лица, приписывая истинному Богу то, что Божественно, и рождение свыше (τὰ θεῖα καὶ τὴν ἄνω γέννησιν), собственно же Христу — свойственное человеку и человеческое (τὰ ἀνθρωποπρεπῆ καὶ ἀνθρώπινα) и сверх того рождение от Девы. [1046] Слово Θεοτόκος «Богородица» в приложении к Св. Деве этот достойный проклятия муж осудил публично в Антиохийской церкви, чем и восстановил против себя народ. [1047] Другими заблуждениями его в догматах было отрицание Адамова греха, который очистил Своими страданиями Христос Бог, отрицание тварности ангелов, наказуемости антихриста и бытия Промысла Божия. Даже в представлении о Боге, как высочайшем благе и источнике благ, Феодор оказывается неправомыслящим.