Прошло несколько молчаливых минут. Кусков по-прежнему стоял против двери, только смотрел теперь не на улицу, а на своего приятеля, который в смущении шевелил широкими черными бровями и часто мигал.
— Трус! Дрожишь за свою шкуру! — сквозь зубы проговорил Кусков и сплюнул.
— Ты подожди, Тимофей Семенович, — поморщился Слободинский. — Зачем рисковать… Твое положение такое…
Слободинский не закончил свою мысль — он увидел, как у Кускова сжались огромные кулаки и фотограф двинулся к нему. Защитив лицо портфелем, Слободинский пошатнулся на стуле. Но Кусков только приблизил к нему свое рассерженное лицо и прошипел:
— Ты, Захудалый, на мое положение не намекай! Чтобы это было последний раз! Слышишь? Твое положение более пиковое, чем мое!
Слободинский опустил руку с портфелем и сказал:
— Для твоей же пользы говорю, Тимофей Семенович. Ты ведешь себя глупо. Ну зачем ты утащил у меня письмо? Можешь потерять!
Кусков подошел к двери, закрыл ее, а затем вернулся к Слободинскому и приглушенно проговорил:
— У меня сейчас неважно с финансами, и ты мне за письмо дашь три тысячи…
— Да ты в уме ли? — воскликнул Слободинский.
— Выложи три тысячи — и не возражай! Знаешь мой характер, кажется, не первый год!
— Письмо и тебя компрометирует, — пытался сопротивляться Слободинский.
— Тебя больше! Мне терять нечего! Я только фотограф, песчинка, так сказать, а ты как-никак должностная величина, к тому же с партийным документом.
— Слушай, Тимофей, — жалобно начал Слободинский. — Ты хотя бы вспомнил нашу многолетнюю дружбу. Нет у меня таких денег!
— Мне сейчас не до твоих лирических излияний! — закуривая трубку, отрезал Кусков. — Что касается денег, то не мне бы ты об этом говорил. Кто-кто, а я знаю счет монетам на твоей сберегательной книжке…
Слободинский понял, что Кускова уговорить не удастся. Он разложил на коленях портфель, отстегнул ржавый запор и запустил внутрь портфеля обе руки. Вынув деньги, Слободинский положил их в карман пиджака и сказал:
— Ну хорошо. Ты можешь вернуть письмо сию минуту?
Кусков посмотрел на оттопыренный карман пиджака Слободинского и коротко бросил:
— Могу!
Он неторопливо прошел в темную комнату, закрылся там на задвижку и через три минуты вышел, держа в руке серый продолговатый конверт. Слободинский посмотрел на конверт и, отдавая деньги, сказал: