Кровь.
Руки начинают дрожать, сердце стучит в ушах. Алексис вытирает руки о себя, но кровь остается, напоминая кадрами его первый день в новом теле.
Это чужая кровь.
Он оборачивается, в панике ищет укрытие. Ему страшно. Он боится самого себя, того себя, который может причинить вред окружающим.
Куда? Куда ему уйти?
Он оборачивается на дом, а в нем горит свет во всех окнах. В падающем свете в стороне несуществующего сада вырисовывается фигурка сгорбленного сивого старца, прихрамывающего на одну из ног.
Тот самый старец, который сидел на его могиле и приносил туда цветы.
— Ты монстр! — кричит Алексис, что есть сил, но с места не сдвигается — ноги как прилипли к водной глади.
— Не я, — в ответ. — Не я, не я, не я… — повторение эхом. — Я твой отец, — и снова эхом-отголосками по поверхности вод: — Отец… отец… оте…
«Мой отец в тюрьме!» — он силится произнести, но слова его тонут в раскате грома из ниоткуда. Он просыпается резко, открывая глаза, задыхается. Но спустя мгновение понимает… что не может двигаться. Снова. Снова, снова оно. Только не…
Паника захватывает разум. Грудь сдавливает, мешает дышать, душит, словно на нем сидит невидимая сущность и придавливает немалым весом.
Нет.
Раскат грома, отчетливее, вспышка молнии просветами сквозь дыры в шторах от его же когтей. Молния, молния… Нужно проснуться, встать, только не свет, пожалуйста. Он со всех сил пытается пошевелить рукой — не выходит. Это состояние так сильно напоминает то, в котором он проснулся на чердаке, что становится жутко.
По руке покалывание, по второй тоже. Сначала едва-едва, и кажется, миг — Алексис сможет ими пошевелить. Но… эти мурашки слишком реальны.
По нему что-то ползает.
От этой мысли он задыхается еще больше. Перед глазами мир наливается красным, идет волнами, плавится, как лава в жерле вулкана. Он не видит, но ощущает, как по его телу ползают сотни пауков. Кишат, перебирают лапами по коже. Ему хочется кричать. Вопить, выть, выпрыгнуть в окно. Очнуться.
Но страшнее, чем они — только огромный паучище на потолке, питающийся светом молний и его страхом.
Паук плетет паутину. Плетет, плетет, шевелит лапищами, спускается ниже. Алексис чувствует вибрации, исходящие от монстра, кожею лица. Несколько пар глаз напротив светятся во тьме янтарным. Алексис кричит — кричит безмолвно, неслышно, но так душераздирающе, что в тот же миг рука ему подчиняется — когтистая — и он замахивается ею и проходится по брюху паука. Пальцы в желтой жиже, Алексис вскакивает, выбегает из комнаты на ватных ногах.
Когтями по стене коридора, в которую он врезается — со слышимым скрежетом. Он бежит на улицу и останавливается, только захлопнув за собой входную дверь. Глотает воздух, в глотке печет. Вдох, выдох, вдох, выдох… судорожно.
Это снова с ним произошло.
ebooksa