Но Яли отчетливо помнит Сая. С таким же цветом волос как у него – блондинистым – с магнитившейся и вечно торчащей копной волос – и выкрашенными в яркие цвета прядями. Неосознанно – или вполне осознанно – Яли повторил его прическу. Пусть не показывает всем подряд, пряча под париком. Властям не стоит знать, что он вообще обрезал волосы, и теперь те выше уровня подбородка. За это «непотребство» тоже может влететь.
Кроме татуировок, которыми была покрыта почти вся кожа Сая, тот любил носить неформальную одежду. И вести себя нетипично. Думать не так, как думает стадо, управляемое Системой Директории. Его глаза светились энтузиазмом, желанием изменить мир. А в итоге их потушили – и, видимо, Сай погиб в тех отсеках, где выжить омеге практически нереально.
Можно только представить, что пережил, пусть сильный духом, но хрупкий телом, Сай.
Иногда Яли жалеет его. Но чаще он предпочитает думать, что именно Сай виноват в развале семьи. Переход к «четвертым» и закрытие многих раньше доступных благ, испорченная репутация и из-за этого невозможность найти нормальную работу – все это толкнуло родителей на ссоры. Измены отца, как уход от реальности, стали чем-то естественным. Папа сильно поправился – он начал поправляться после родов. Тот не брезговал срывать свою боль на маленьком Яли: он четко помнит каждое слово, сказанное тогда.
Папа винил не Сая. Папа винил его, ведь старшего сына для него не существовало. Тот винил его в полноте, из-за которой муж начал ему изменять. И в том, что в итоге остался одиноким.
«Не надо было тебя рожать! Ты испортил мне фигуру и жизнь!» – скандировал тот пищащим голоском.
Яли верил.
Сейчас он понимает, что это была далеко не его вина. Папа мог бы заняться собой и похудеть, вместо смириться и свалить всю вину на окружающих. Тот – слабый, безвольный человек. И иногда Яли кажется, что именно в него он теперь такой же импульсивный и несдержанный в выражениях. Яблоко от яблони, как говорят.
Все это закончилось разводом. Тогда с законами было помягче. Измены не были запрещены и за них никто не посадил бы на десять лет. Семья тоже идеализировалась, но не настолько. Сейчас эта идеализация порой доходит до маразма.
В те времена и разводы были позволены. Теперь – вступили в брак, а дальше, как в окончаниях историй: «пока смерть не разлучит». На разрыв семьи должны быть веские причины. И простые размолвки и невозможность быть вместе тут не прокатят, особенно, если есть общие дети.
И думай теперь, кто именно виноват в испорченном детстве. Сай, который подставил семью своим желанием жить свободно; отец, изменяющий и доводящий папу до истерик; или же сам папа, который свалил эту непосильную ношу вины на него, и до сих пор продолжает самоутверждаться за его счет.
Это и правда был ад.
А теперь он получил вознаграждение. И Яли уверен, что не подставит любимых, как это делал Сай. И не будет изменять, как отец, и показывать детям, что они не нужны, как делал папа. Он точно не станет повторять их примеры.
Хотя, пример Сая он частично повторяет. И кажется, однажды рискует отказаться там, где небо не просто серое – его вообще не видно.
Это самый большой его страх.
– Что ж, – шепчет вслух Яли, чтобы отвлечься от нерадостных воспоминаний.
Сегодня он доделал комнатку. Айрон помог перетащить лишний диван из гостиной. Стол, на котором устроена швейная машинка, стул. Тумбочки, две полки, ковер, манекен, батарея, стены. Тут нет окон. Но света достаточно. Пристроенные лампы дневного освещения хорошо справляются с этой задачей.
Рабочее место готово.
Он проводит по поверхности машинки рукой и невольно вспоминает студенчество, те три года в колледже. И то, что из-за низкой репутации пришлось поступать туда, а не в университет, куда хотелось. Тогда он был расстроен, что вместо метеоролога поступил на швейника. Не об этом он мечтал.
Но как только освоил профессию, ему неожиданно понравилось. В этом что-то есть – создавать одежду. Каких хочешь фасонов, цветов. Сидеть часами, придумывать конструкции, отходя от книжных. Экспериментировать. Мечтать.