— Проходите, — удивленно пригласил я. Чарлз редко приходил ко мне на квартиру и почти никогда не приезжал по субботам в Лондон. — Может, позавтракаем? Внизу вполне приличный ресторан.
— Возможно. Через несколько минут. — Он снял пальто и перчатки и согласился выпить виски. Его сковывала какая-то неловкость, весь его элегантный городской вид и озабоченно нахмуренный лоб говорили о том, что визит ко мне не доставляет ему удовольствия.
— Ладно, — сказал я, — в чем дело?
— Э-э... я только что приехал из Эйнсфорда. Дорога пустая. Приятное путешествие. Великолепное утро, я думал... Проклятие! — неожиданно взорвался он и со стуком поставил бокал на стол. — Короче говоря... Дженни вчера вечером позвонила из Афин. Она встретила там какого-то человека и просила меня сказать тебе, что хочет развода.
— О, — произнес я и подумал, как это похоже на нее — послать Чарлза, чтобы опустить топор. Практичная Дженни, жаждущая разжечь новый костер, подбрасывая сухие поленья. А если дерево еще не умерло, тем хуже для него.
— Должен заметить, — с облегчением проговорил Чарлз, — что ты и сам хорошо над этим поработал.
— Над чем?
— Ты не придавал значения тому, что случилось.
— Еще как придавал.
— Но никто бы и не заподозрил! — Чарлз вздохнул. — Когда я передал, что твоя жена просит развод, ты всего лишь сказал: "О". Когда это случилось, — он кивнул на мою руку, — я приехал к тебе с сочувствием, и первым, что ты мне сказал, если я точно запомнил, было следующее: «Не унывайте, Чарлз. Мне это нравилось, и я ни о чем не жалею».
— Да, так я и сказал.
С самого раннего детства я инстинктивно избегал сочувствия. Мне не нужно сочувствие. Я не доверяю ему. От него размягчаешься, а незаконнорожденный ребенок не может позволить себе быть мягким. Один способен рыдать на всю школу, а другой никогда не допустит такого ужасного позора. Бедность, насмешки, потом уход жены и поломанная карьера вызывали у меня только пожатие плечами и твердое убеждение: горе должно быть спрятано глубоко внутри, подальше от посторонних глаз. Глупо, наверно, но ничего не поделаешь.
Мы с Чарлзом позавтракали внизу в ресторане и обсудили детали развода так, будто говорили о посторонних людях. Оказалось, Дженни не хотела упоминать о том, что причина развода — ее новое замужество. «Пусть Сид устроит как-нибудь это дело, он же работает в агентстве и должен знать способы», — сказала она Чарлзу. Чарлз объяснил, что будущий муж Дженни так же, как и Тони, дипломат и предпочел бы, чтобы не она была инициатором развода.
Изменял ли я уже Дженни, деликатно спросил Чарлз. Глядя, как он зажигает сигару, я ответил:
— Боюсь, что нет, потому что по не зависящим от меня причинам долго неважно себя чувствовал.
Он согласился, что причины вполне уважительные. Но я заверил его, что устрою все так, как хочет Дженни. Для моего будущего это не имеет значения, а для нее — очень важно. Чарлз сказал, что она будет очень благодарна. Впрочем, зная ее, я подумал, что Дженни просто воспримет мои хлопоты как должное.
Закончив обсуждение этой темы, мы переключились на Крея. Я спросил Чарлза, видел ли он его на прошедшей неделе.
— Да, я как раз собирался тебе сказать, что в четверг завтракал с ним в клубе. Совершенно случайно. Так получилось, что, кроме нас, там никого не было.
— Вы впервые встретили его у себя в клубе?
— Да. Разумеется, он благодарил меня за прекрасный уик-энд и тому подобное. Поговорили о кварцах. «Очень интересная коллекция», — сказал он. Но ни звука о камне «Святого Луки». Мне очень хотелось прямо спросить его, чтобы увидеть реакцию. — Чарлз стряхнул пепел и улыбнулся. — Я мимоходом упомянул о тебе. Он мягко сказал, что ты грубо оскорбил его самого и его жену, но что, разумеется, это не могло испортить ему удовольствие от пребывания в моем доме. Я подумал, что дело скверно. Он может устроить тебе какую-нибудь гадость. По крайней мере, он намерен это сделать.