Любава

— Да как жеть… Что ж я без него делать-то стану? — утирая беспрестанно текущие слезы, плакала старушка.

— Ну, пару недель поскучаешь, зато потом любить сильнее будешь! Ты, баб Мань, дверь-то заднюю чего не закрыла? — улыбнулся Илия, погладив по плечу старушку, которая перебралась на переднее сиденье, а заднюю дверь как следует не захлопнула.

— Ох, как жеть это я? — дернулась старушка, но была остановлена твердой рукой Илии. Обойдя машину по кругу, он проверил все двери и, вернувшись на свое место, завел мотор.

— Чего с Петровичем-то? Чего хоть врачи-то сказали? — с беспокойством заглядывая в глаза Илии, спросила она.

— Сказали, все хорошо будет. Сердце у него прихватило немного, ничего, бывает. Полежит, отдохнет, подлечат его, и домой вернется, — успокаивал Илия, совершенно не собираясь посвящать ее в то, что едва успел довезти Петровича, и сейчас тот находился в реанимации в критическом состоянии — два инфаркта подряд совсем не шутка, хорошо хоть, инсульта не случилось.

— Небось обманываешь меня? — с подозрением спросила баб Маня.

— Баб Мань, ну как я могу? Ну что ты! Я ведь священник, мне лгать нельзя, — глянув на нее, улыбнулся мужчина. — Давай-ка ты пока приляг, хорошо? Давай я тебе спинку у сиденья откину немножко. Отдохнешь, поспишь, успокоишься, мы доедем потихоньку, и станешь ты деда своего с больницы ждать.

— А чтой-то это у тебя с головой-то? — протянув руку и касаясь его виска, нахмурилась старушка. — Ты ж поседел весь! Виски-то совсем белые стали… Ой, врешь ты мне, Илюша! Ну-ка сказывай, что с дедом моим? Ты ж просто так переживать не станешь! А спугался сильно, видать! Гляди-ка, аж поседел весь!

Илия снова попытался успокоить старушку, но та все не унималась. Пришлось заехать в аптеку, купить корвалол. В деревню ехали медленно, не спеша. Уставшая от нервной ночки баб Маня задремала.

Вернувшись, он проводил до дома свою спутницу, еще раз пообещал, что с Петровичем все будет хорошо, и, усадив ее в кресло, принялся перетаскивать ворох подушек обратно.

— Ты, баб Мань, корвалольчику выпей еще, да ложись отдыхай. А мне в часовню надо.

На том и распрощались.

Глава 16.2

Еще на подходе к часовне Илия заметил, что на лавочке у входа сидела Антонина. Увидев священника, она поднялась и довольно прытко для своих почтенных лет поковыляла ему навстречу.

— Как Петрович-то, батюшка? — с тревогой спросила она. — Жить-то будет?

— Обязательно будет! А вы чего тут сидите? — удивился Илия.

— Дак Манька еще когда к вам побежала, Руська лаять принялась, а я и проснулась. В окно-то глядеть стала, гляжу, а ваша машина-то рванула. Я и вышла поглядеть, чаво стряслося. Гляжу, а вы Петровича несете. Ну, думаю, небось в город, в больницу повезли деда-то, видать, вовсе ему плохо сделалось. Дак я и подумала: с городу-то вы скоренько не возвернетесь, ехать-то далече сильно. Знать, службы-то утренней небось не будет. Дак я всех и отправила, чтоб зазря не ждали. А опосля вас стала ждать — узнать, как там Петрович, жив ли? — тараторила Антонина, словно из пулемета чесала, внимательно поглядывая на батюшку. В конце концов не выдержала, и, взяв его за руки повыше локтей, чуть повернула в одну сторону, затем в другую, задумчиво прокомментировав:

— Седина у вас появилась… Вчерась еще не было, вчерась волосы-то темные были, а нынче всю голову будто снегом посыпало… А виски и вовсе белые совсем, — и, растерянно пожевав губами, с тревогой спросила: — Аль случилось чего? Неужто помер? — и, сама испугавшись своих слов, тут же перекрестилась.

— Да жив он, жив. Переволновался просто за него. А что, сильно поседел, что ли?

— Да, батюшка, порядком. Словно жизнь тебя тряхнула, да так знатно. Кабы не знала тебя, то и подумать не смогла бы, что так вот за одну ночь ты… — старушка сочувственно вздохнула.