Любава

Испугавшись, что тетя тоже умрет, как Агафья, девочка подобрала странный предмет и принялась его разглядывать, сдвинув бровки у переносицы. Случайно нажав, она услышала характерный клик и почувствовала, как ее ладонь оросила влага. Догадавшись, что тете была нужна эта влага во рту, она повторила опыт, и, поняв, откуда брызгает жидкость, поднесла эту штуку ей ко рту и нажала на баллончик.

Ничего не произошло. Тетя все так же лежала и не двигалась. Озадаченная и испуганная девочка снова поднесла ингалятор к губам женщины и пшикнула. Ей показалось, что тетя начала дышать. Тогда девочка начала жать на баллончик снова и снова, до тех пор, пока женщина не шевельнулась.

Прижав ладошки к ее груди, девочка убедилась, что тетя дышит, хотя и очень тяжело и с каким-то странным свистом. Подождав еще немного и заметив, что та шевелится, девочка снова вложила ей в руку непонятную штуку и помогла ей поднести баллончик ко рту. Женщина, почувствовав возле своих губ ингалятор, нажала на него и вдохнула.

Увидев, что тетя ожила, девочка, жалея ее, положила ей в сумочку две конфеты, оставила горящую свечу и скрылась в подземном ходе.

Именно оттуда она наблюдала, как Илия с Владимиром ищут ее. Испугавшись, что ей сильно попадет за то, что влезла в хранилище, девочка забилась в самый дальний уголок обвалившегося хода и с тревогой прислушивалась к поискам. Когда мужчины обнаружили подземный ход, девочка замерла, забыв, как дышать. К счастью, лаз в ее убежище был очень маленьким и расположен на самом верху, так что его не заметили. Когда мужчины отошли от завала, девочка перевела дыхание.

Прошло не меньше часа после ухода мужчин, прежде чем она решилась выбраться из своего убежища. Схватив еду и куклу, девочка перенесла все в свой лесной дом под корнями старого дерева. Но ночевать там ей не хотелось совершенно, и она, подумав, отправилась к Илии.

Девочке вообще нравилось ходить к священнику. В его доме ей было спокойно и уютно, и всегда была еда. Она стала приходить к нему каждую ночь. Ей уже не хотелось больше ночевать ни в хлеву, ни на сеновале, ни в банях. У Илии на печке было гораздо уютнее. Там только одеяла не хватало — камни были все же жестковаты. Впрочем, эта проблема легко решалась. Взяв в доме Агафьи одеяло, Любава принесла его и постелила на печку. Следом за одеялом туда переехала и подушка. Илия ничего не заметил, а девочка уже и думать не хотела, что она снова отправится ночевать в хлев.

Привязываясь к Илии, она старалась помочь ему: пыталась помыть посуду, постирать, разобрать корзинку. Ей так хотелось сделать для него что-то приятное! А однажды увидев у него знакомые бутылки с алкоголем, очень испугалась, что он станет таким же, как Зоська. Схватив бутылки и молоток, девочка со злостью разбила их.

Совершенно не ожидавшая того, что Илия выйдет ночью на кухню, увидев внезапно его перед собой, девчонка замерла от испуга. Она смотрела на него круглыми от ужаса глазами, не в силах выровнять в ослабевших руках ковшик, из которого на пол текла вода. Девочка ждала крика, удара, пинка… Но не того, что мужчина внезапно упадет к ее ногам. В панике бросив ковшик в бадью с водой, она заметалась по кухне. Илия, лежавший на полу, застонал и шевельнулся. Взгляд перепуганного до полусмерти ребенка упал на печку. Взлетев на нее, девочка забилась в угол, натянув на голову одеяло, и замерла там, прислушиваясь. Услышав, как бадья полетела на пол, девчонка едва не заскулила от ужаса. Она боялась не то, что шевельнуться — дышать боялась. По щекам потекли слезы. От внезапного стука в окно девочку затрясло крупной дрожью.

Когда Илия ушел, она еще очень долго боялась спуститься вниз. Но вот рассвет коснулся окон, а мужчины все не было. Она осторожно спустилась, поставила бадью на место, аккуратно опустив в нее ковшик. Взяла тряпку и, как смогла, вытерла разлитую воду. Повесив абсолютно мокрую тряпку, с которой вода стекала тонкими струйками, на трубу, девочка, не обращая внимания на начавшийся дождь, выпрыгнула в окно и побежала в лес.

Промаявшись целый день, ночью она снова вернулась к священнику. Забравшись через окно, мокрая, продрогшая и проголодавшаяся девочка, передвигаясь на цыпочках и изо всех сил стараясь не шуметь, нашла еду и, перекусив и вновь выложив на стол две конфеты, забралась на печку. Завернувшись в одеяло и наконец согревшись, уснула.

Несколько дней Илия приходил только ночевать. Девочка успокоилась, осмелела. Когда он засыпал, она тихонько спускалась с печки и уже привычно ужинала, оставляя половину ему. Столь же привычно доставала из кармана две конфеты, припасенные для священника в качестве угощения, и выкладывала их на стол, после чего забиралась на печь, укутывалась в свое одеяло и засыпала.

В одну из ночей, уплетая такие вкусные блины, девочка услышала за спиной шорох. С трудом проглотив откусанный кусок, она медленно повернулась. В дверях, опершись плечом на косяк, стоял Илия и смотрел на нее. Застигнутая на месте преступления девочка стояла, боясь шевельнуться, и смотрела на него.

— Любава? — хрипло проговорил он.

Девочка подняла на него виноватые глаза и тихонько прошептала в свое оправдание:

— Я есть хочу…

Священник в ответ улыбнулся и, повернувшись, так же тихо ушел в свою комнату. Девочка, замерев, прислушивалась, но из комнаты не доносилось ни звука. Быстро дожевав блин, она неслышно ретировалась на печь.

Любава… Она уже привыкла, что все ее так называют. Но окончательно девочка осознала, что она Любава, когда Илия ее позвал.

После той ночи он будто специально начал оставлять на столе еду и обязательно кружку с молоком. Любава с удовольствием уплетала оставленный для нее ужин, и, оставив ему на столе конфеты, забиралась на свое место. Иногда он выходил из своей комнаты и, стоя в дверях, смотрел на нее. Девочка ловила его добрый, задумчивый взгляд и робко улыбалась в ответ. Постояв так немного, Илия уходил в свою комнату.

Но к Зоське Любаву тянуло… И в один из дней, когда Илия ушел служить заутреню, девочка, забежав за спрятанной куклой и прихватив для Зоськи конфет, регулярно оставляемых строителями, побежала проведать пьянчужку.