— Я так и знал, — сказал Оуфли. — Просто удивительно, до чего вы любите совать нос в чужие дела.
— Хватит, — остановил его Берджер. — Идемте в дом. А что там насчет бриллиантов, спрятанных в костыле Эштона?
— Вам об этом известно столько же, сколько и мне, — мрачно огрызнулся Оуфли.
— Сэма нет дома?
— Нет.
— А где он?
— Не знаю. На свидании, наверное.
— Ладно, — сказал Берджер. — Пойдемте.
Они поднялись на крыльцо. Оуфли достал связку ключей, открыл дверь и сказал:
— Извините, я на минутку — отмоюсь и переоденусь.
— Стой-ка, парень, — остановил его Глассмен, — тут ведь речь о полумиллионе монет. Мы, конечно, тебе верим, но не лучше ли обшарить твои карманы и поглядеть…
— Глассмен, — предостерег Берджер, — с Оуфли не надо так обращаться. — Он повернулся к Оуфли: — Извините мистера Глассмена за слишком резкие слова, но мне в голову пришла та же самая мысль, да и вам, без сомнения, тоже. Речь идет об огромной сумме. А если автор телеграммы поклянется под присягой, что вы откопали хотя бы часть этих денег?
— Я же ничего не нашел. А если и нашел бы, так они все равно мои, половина, во всяком случае…
— Не думаете ли вы, что вам лучше запастись свидетелями?
— А как это сделать?
— Подвергнуться добровольному обыску.
— Валяйте. — Лицо Оуфли помрачнело. — Обыскивайте.
Его обыскали. Берджер удовлетворенно кивнул:
— Может быть, позже вы будете рады сотрудничеству с нами.
— Не буду. Теперь можно пойти переодеться?