Андрей и их широко перекрестил, и тотчас стеклянный дом вздрогнул и с грохотом разлетелся во все стороны блестящей мелкой крошкой. Будто холодными брызгами его окатило. Зажмурился, а когда глаза открыл, видит, что лежит он на палубе своего корабля, а вокруг товарищи на него с испугом смотрят.
— Ты чего, Андрей Степаныч, нас пужаешь? — тревожно старшой говорит.
— Да что со мной было-то?! — растерялся Андрей.
— Да у тебя, видать, от индийской жары разум помутился. Влез вдруг на борт и ни с того ни с сего — бултых в море!
— Да как же ни с того ни с сего?! — вопит Андрей. — А корабли-то встали как вкопанные, забыли?! А чудище выплыло, один корабль утопило и меня вместо дани в пучину забрало?!
— Да Бог с тобой, Степаныч! — хохочут товарищи. — Как плыли, так и плывем без всяких чудищ!
— Да сколько же времени прошло, как я за борт махнул?! — чуть не плачет Андрей.
— Да с полчаса, может, пока тебя обратно из воды не выволокли и не откачали.
У Андрея голова кругом пошла.
— Ну не привиделось же мне? — бормочет. Однако не стал более товарищей убеждать: все равно не поверят ни в кровать скачущую, ни в девку шестипалую, ни в стеклянный дом.
Через месяц к родным берегам пристали. Народу на берегу — тьма! Радости-то у жен, матерей и детей! Вот и Андреев тесть важно усы крутит, рад, что не подвел его зять, а рядом Любаша его желанная!
Андрей сбежал к ней по узким сходням со всех ног, а она мимо него на корабль глядит, кого-то высматривает.
— Любаша! Аль не ждешь меня?! — опешил Андрей.
Охнула Любаша в испуге, смотрит на Андрея, будто впервой видит.
— Да ведь ты седой совсем! — шепчет.
— Седой-седой, а деток рожать молодой! — хохочет тесть. — Две дочки у тебя, Степаныч!
— К-как две?
— А так. Послал нам Господь на счастье Веру и Надежду. Так их в церкви без тебя окрестили.
Ночью, сидя возле сомлевшего мужа, Любаша перебирала руками его седые волосы и вдруг тихо сказала:
— А ведь я все знаю, что с тобой было…