Спасенная душа(Рассказы. Сказки. Притчи)
— Как кто? — ахнула мать. — А мы с отцом не в счет? А Господь? Он всех любит.
— Как же, «любит»!! — взревел вдруг Илья так страшно, что батюшка с матушкой, будто громом пораженные, на пол повалились. — Если Он меня так любит, за что же наказывает?! Двадцать лет я колода колодой! За какие грехи?! Если же Он без вины надо мной потешается, то и я Его из души вон вырву. И тут безумец, бесом ослепленный, рванул с себя крест нательный и что есть мочи в дверь швырнул.
Испуганной ласточкой метнулся медный крестик с порванной бечевкой и у самой двери вдруг замер в воздухе. Илья от этого чуда будто немой сделался, рот разевает, а слова в горле стоят. Оглянулся беспомощно на родителей своих, а они, сердечные, тихо, не шевелясь, на досках лежат, будто спящие.
— Ах, Илья, Илья! Вот до чего ты в печали своей дошел, — вдруг невесть откуда раздался тихий голос.
— Кто здесь? — вздрогнул Илья.
И тотчас в том месте, где его крестик неподвижно застыл, воздух стал нежно-белым, как облачко на небе, а из облачка этого мягко шагнул к Илье чудный, светлый образом незнакомец. Высокий, стройный, лицо молодое, безусое еще и нежное, будто девичье. Глаза темные, глубокие и печальные-печальные. Такие только у святых на иконах бывают да у великих страдальцев.
«Как же он сквозь запертую дверь-то прошел? — молнией пронеслось в голове у Ильи. — А на шапке-то ни снежинки, а ведь метет на дворе!»
И в самом деле, на черной княжеской шапке незнакомца, отороченной черной лисой, вместо снега искрились жемчужные узорочья. И на золотой княжеской мантии, наброшенной поверх багряного, цвета крови кафтана, снега тоже не было.
«Что за наваждение? — оторопело думал Илья. — Да кто ж это такой?»
— Я князь Глеб, — тихо молвил гость, — сын великого князя Владимира.
— Да быть того не может! Уже сто лет минуло, как Глеба Святополк окаянный убил!
Молодой князь отвел левую руку с груди, и увидел Илья прямо под его сердцем страшную, смертную рану от широкого кожа.
— Ну, теперь веришь ли? — печально спросил мученик. — Видишь — убит я братом своим, но милостью Божьей вечной жизни удостоен и с тобой говорить могу.
— Да как же это? — поразился Илья. — Да за что мне милость такая — со святым говорить?!
— Трудно тебе, укрепить тебя пришел… Знаешь ли ты, что твое имя значит? Крепость Божия! А какая же ты крепость, ежели унынию поддался? Тяжкая это болезнь, начало злоумия. Вот уж и Бога корил.
— Да, корил, — набычился Илья, — и тебя вот, князь, спросить хочу. Ответь мне, если знаешь: за что меня Господь калекой сделал и к лавке пригвоздил?
— Никто не знает и никому не дано знать, почему Господь посылает ту или иную скорбь и несчастье, но думаю, что они посылаются по грехам нашим.
— Да какие же у меня, младенца, молоко еще сосущего, грехи были?! — сжав кулаки, гневно крикнул Илья.
Князь внимательно посмотрел на него и тихо сказал:
— Быть может, Бог тебя от несотворенных грехов спасает. Видно, не на пользу было бы тебе здоровье.