Там, где ангелам нет места

22
18
20
22
24
26
28
30

На лице дамы расцвела непроизвольная улыбка.

– Эрнест, ты так мил.

Но внезапно прозвучал громкий хлопок, и раздалась вспышка света, сопровождаемая громким и надменным голосом:

– Так стоп мотор! Отснято!

Вокруг прекрасной пары забегала киносъемочная жизнь. Облачённые в несуразные одежды операторы убирали оборудование со съёмочной площадки. Всю кампанию по съёмки стали моментально сворачивать. Пара человек даже столкнулась, когда перетаскивали аппаратуру в автобус.

– Если сломаете что-нибудь, вырежу из вас органы и продам! Тупые вы животные! – Звучал такой же надменный голос.

Эрнест, Эбигейл отстранились от общего действия, заняв место на самом краю съёмочной площадки. Мужчина, никогда не бывав в городе, направил взор на площадь и стал её рассматривать.

Везде и всюду расхаживали граждане, облачённые преимущественно в арлекинские костюмы венецианской республики или иного государства Нового Времени, или как его называли историки Либеральной Капиталистической Республики – «Время возрождение первобытного либерализма».

– Так, теперь вы!

Пара обернулась, Калгар прекратил созерцание прекрасного и посмотрел в сторону, ища источник звука. К Эбигейл и Эрнесту спешно подходил высокий человек, с обритой головой, похожий на «байкера» словно сошедший с картинок из учебника по истории.

– Да-да, наши актёришки.

– Что вам надобно? – Вежливо задал вопрос Эрнест.

– Отдать вам гонорар. – Хищно посмотрев, злобно сказал мужчина грубым и ржавым голосом. – Вы отлично сыграли. Теперь кампании Культа Конституции, Общества по Притеснению Государства и Комитета по Установлению Анти-гетеросексуальной Свободы пойдут с двойным рвением.

– А как вы нас покажите? – голос девушки играл осуждением и сдержанностью.

– Как я покажу проклятых слуг главного тоталитарного института? Как я предъявлю просвещённой общественности депутатов, якобы борющихся за наши права и Свободу?! Ха! Представьте, что гуляет влюблённая парочка, но это не как у всех нормальных граждан. Все совершенно вменяемые граждане предпочитают пары своего гендера, а тут бац, – яростно жестикулируя руками, пояснял режиссёр, – и мужчина с девушкой, попирающие чувства всех геев, лесбух и других просвещённых «Вестников». – Подняв руку вверх и словно чертя буквы, режиссёр продолжил. – И тут появляется надпись: «Каждый день по статистике несколько разных гендеров появляются на улице в состоянии отношений. Будь с прогрессом найди и доложи о проявлениях гетеросексуальной любви».

– То есть вы против любви мужчины и женщины? – Буря эмоций и негодований плескались через край в душе Эрнеста, ещё грань и он готов с кулаками наброситься на «режиссёра».

– Во-первых, – дёргая пальцем в поучительной манере твердил «человек», – всё цивилизованное общество «Развитого Либерализма» давно отошло от таких понятий, как «мужчина» и «женщина». Будь я проклят, но это нарушает Свободу на выбор гендера, ибо нашими законами Свободы признано уже более ста пятидесяти полов. Во-вторых, два противоположных гендера могут тискать друг друга и проявлять другие мерзостные действия неправильной любви, но делать надо это не в публичном месте. Я даже не буду пояснять вам, почему. Вы же разбираетесь в сортах вашего традиционно-ценностного дерьма? Не так ли?

Эрнест держал себя из последних сил. Он яростно желал взять рядом валяющуюся железную арматуру и месить режиссёра до тех пор, пока его лицо не станет кашей. Калгар прошёл много, начиная от первого явления «свободы проявления» в зале заседания Федерального Сената и заканчивая разделом всего либерального мира Корпорациями. Однако мужчина до сих пор привыкнуть не мог ко всему безумию, что вихрем кружится вокруг него.

Режиссёр отдал деньги девушки и направился к автобусу. Даже сейчас Эрнеста не покидало желание швырнуть ему камень вслед. Депутат уже проклял тот день, когда покинул Восточную Бюрократию и стал свидетелем танцующего безумия, устроившего целый бал в бренных душах.

– Пойдём Эрнест, нам тут делать больше нечего. Может, прогуляемся в центральный парк?