Тан оторвал взгляд от письма, задумавшись о своем первенце. Дети танов уходили на войны рейнских королей уже столетие, как при его прадеде северные леса были вновь покорены стальными всадниками и знаменами королевских войск. Северные лесные просторы поддавались рейнской короне сотни раз и сотни раз отвоевывали право называться вольными танами обратно, не платя ни кровью, ни серебром никакому королю. Это было вечно движущееся колесо, и Хорн боялся того, что скоро грядет ее новый оборот. Восемь лет назад это почти случилось, но волк бежал, а Хорну пришлось расплачиваться за деяния своего брата. И сейчас единственное напоминание о нем бегало в поисках дичи в лесу. И вот тан чувствовал приближение нового поворота, в то самое время, когда его старший сын после четырех долгих лет войны на южном море принял в сердце рейнского Всеотца, а в руки рейнский клинок.
— Что там, кстати? — Отвлек его сын. — Опять отправлять припасы на север?
— Нет, постройка моста. Ты читал их?
— Ага, сегодня утром. Мор приближается.
— Да.
— А мы платим рейнским гарнизонам, чтобы они там просиживались. А смысл? С таким же успехом я мог бы твоих щитоносцев засунуть в крепости и записывать сколько погибло и когда.
— Но ты останешься в пределе.
— Но я останусь в пределе. — Повторил парень. — И сдохну от скуки или эля.
«Шестнадцатая весна — самая тяжелая» — усмехнулся про себя тан.
— У нас столько не найдется.
— Может возьмешь титул графа, как прибрежные тана, от налогов освободят? — Прошлый урожай был не очень.
— Да ты оказывается не только пить умеешь, но и считать.
— Пьяный я лучше считаю, и лучше понимаю, и стреляю.
— Угу, как и твой брат.
— Хаг!? Не, он стреляет плохо что пьяный, что трезвый.
Снаружи донесся переполох. Звуки копыт, запыхавшийся бег.
— О, Хаг уже приехал — прокомментировал, добывший себя еще эля, щитоносец на крыльце.
Двое охотников влетели в двери тана одновременно, за ними вбежал запах крови.
— Что случилось?
— Дядя… — Хаг перевел дыхание. — В лесу, рейнцы, дохлые…