Венец из окровавленных костей

22
18
20
22
24
26
28
30

— Впереди друид! — В ухо Хагу заорал, словно бешенный, Овейн. — Нам нужно лишь прорваться! Убьем его напоследок!

Вытянутая сутулая фигура друида торчала позади пятерки щитоносцев, казалось, что до него было рукой подать. Худые руки взмывались вверх, изображая причудливый танец.

— Давай, мелкий! Вместе!

Хаг кивнул в знак согласия.

— Вперед! — рыкнул Овейн и оттолкнул, насевшего на него горца. Двое из его десятка растолкали горцев, давая проход Хагу. Парень нырнул между щитов, подрезав ногу одного горца. Обожженный уже сражался без щита, взяв топор в обе руки. Под его ногами уже лежало два зарубленных горца. Хаг врезался щитом в огромного чернобородого горца, однако не выдержал удара и рухнул. Горец не стал медлить и принялся колошматить по лежачему противнику. Хаг подставлял щит брата, каждый удар отзывался болью по всей руке. При следующем замахе горец уделил внимание подоспевшему северянину. Хаг успел скинуть разрубленный щит. И, когда чернобородый готовился добить отвлекшего его противника, он, взяв клинок в две руки, вогнал лезвие в спину горцу. Кожаная броня сдалась под нажимом. Клинок дошел до грудной клетки, сквозь лопатки. Чернобородый великан рухнул.

— Друид! — Крикнул Овейн.

Хаг выдернул из-за пояса топор. Время для нападения было самое удачное. Друид стоял в гордом одиночестве, его щитоносцы сражались с северянами. А сам он, улыбаясь, смаковал смерть своих врагов и что-то причитал под нос. Они незамедлительно кинулись на отрешенно стоящего колдуна. В последний миг перед головой Хага материализовался клинок, от которого он чудом успел пригнуться. Второй выпад он парировал топором и тут же, в замахе рубанул врага по ноге, выдернул из-за пояса со спины нож и резко вогнал его в шею горцу.

«Трое» — пронеслось в голове, словно он выполнил какой-то кровавый план. — «Трое горцев на одного северянина».

Друид уже слехнулся с Овейном. Повернувшись, Хаг увидел, стоящего на коленях, лицом к нему обожженного и издевательскую улыбку друида.

«Сын волка, думаешь старому зверю понравилось бы, что его щенок убивает своих» — прозвучал в голове чужой голос. Голос колдуна…

Хаг тряхнул головой и кинулся на ублюдка. В одно движение друид перерезал серпом горло десятнику и кровь из артерии хлынула под ноги хага. Еще секунда и топор снесет серую голову ублюдка, но…Топор прошелся по воздуху, а друид стоял уже позади.

— Не успел! — прошептал он почти на ухо.

Хаг рубанул топором — снова ничего. И вот…щит с черным вороном… Удар в корпус… Он согнулся, упал на колени. Беспомощно махав топором, держа подошедших врагов на расстоянии. На долго не хватило: кто то перехватил его руку, тупая боль от удара и топор летит наземь. В следующий миг снова удар, срывающийся шлем летит наземь, яркая вспышка…и мокрая тьма окутывает глаза.

А в безмолвное сознание пробивается последний вой северян, заполняющий весь холм.

Глава 17

Глава 17.

Вождь в железной маске.

Хаг чувствовал, что жив. Сквозь тяжелые закрытые веки он ощущал пробивающийся свет, а обессиленное и неестественно скованное тело — движение. Его тошнило, во рту стоял соленый неприятный привкус. Он явно куда-то двигался, его везли.

Подобрав внутри головы все последние моменты осознание того, что он стал заложником выплыло вперед. А зная, со слов Дунланга и других северян, что пленных вороны продавали друидам-изгнанникам из племени Дану, участь виднелась вовсе незавидной. Вскоре ему предстояло стать очередной жертвой кому-то из сотни древних и жестоких богов, что питали свою силу и наслаждались не сколько пролитой кровью, сколько агонией подношении. И чем дольше и сильнее агония, тем довольней бог.

Этих друидов изгнало собственное племя. Хаг помнил рассказы пьяного священника, учившего его читать о зверствах друидов-изгнанников над поверженными рейнскими рыцарями, он вспомнил рассказы о полукровках, детей кровосмешения между человеком и Даннан, что бегут от преследований церкви Всеотца в лоно своего дома — Первого леса, но оказываются отвергнутым собственными родичами. От отчаяния и безумия они становятся изгнанниками и превращаются в безумных «демонов» — поедающих плоть и людей и Первых детей мира — Дану.