Под неусыпным надзором

– Себ, пожалуйста, Себ, – проговорила нервная женщина. – Вам незачем сопротивляться. Когда он предлагает сделку, боюсь, отказываться нельзя. Он очень щепетилен насчет того, с кем ему предстоит работать. И быть избранным – это большая честь. Мы предлагаем вам особую роль. Для вас приготовлено место, прямо здесь. Как только он узнает о вас…

– Джойс! Будь так любезна! – нелепый детский голос Вероники прозвучал на тон ниже, отчего показался Себу каким-то незнакомым и практически мужским. Все вздрогнули.

Вероника и Джойс. Теперь он знал их имена. Даже пребывая в состоянии шока и страха, он приказал себе запомнить их.

– Роль? Что еще за роль?

Улыбка вернулась на лицо Вероники. Лихорадочный румянец от переполнившей ее ярости медленно сходил с щек.

– Мы все должны вносить свой посильный вклад ради того, кто совершает долгие путешествия во имя нашего просветления, во имя истины, у которой достаточно сил, чтобы изменить наши жизни и этот мир одной общей целью.

– Зачем я вообще слушаю весь этот бред? Вы спятили, – сказал Себ, пытаясь пройти к концу террасы.

Марк вступил в разговор, перебегая глазами с женщин на Себа.

– Себ, ты должен. Просто сделай это. Доверься мне.

– Сделай? Что я должен сделать? – закричал на него Себ.

Несмотря на улыбку, которая с каждой минутой казалась Себу все более и более отвратительной, голос Вероники вновь приобрел силу.

– Организация нуждается в постоянной поддержке. Во время вашей небольшой экскурсии по дому вы видели царящее здесь запустение. Наша работа вышла на жизненно важный уровень, о котором мы мечтали много лет. Мы достигли критической фазы. Наружность может быть обманчивой, но я уверяю вас, что за всем этим скрывается бурная деятельность. Несмотря на некоторое недопонимание мира, который с трудом может осознать нашу миссию, многие здесь все еще проецируются.

День уже постепенно вступал в самую жаркую свою фазу, но Себ ощущал холод и недомогание. Честно говоря, он думал о тех позабытых несчастных писателях, о которых Марк Фрай рассказывал ему в поезде. Одна совершила самоубийство, второй допился до гробовой доски. Мойра Бьюкенен и Бертран Уэбстер, должно быть, тоже разделили честь видеть эти великие достижения. Вероятно, они записывали рассказы тех, кто до сих пор препятствовал на пути. Скорее всего, рассказывая о них, Марк просто готовил его к этой участи.

– Нужно кое-что сделать, Себ. И срочно, – со слезами в голосе проговорила Джойс, покачивая своей пушистой головой, будто пыталась объяснить маленькому ребенку что-то очень трудное.

Себ отшатнулся от нее – как и от Марка, на лице которого застыла страдальческая ухмылка: казалось, он находил все происходящее до смешного трагичным или трагично-смешным. День стал походить на чей-то грубый неудачный розыгрыш.

Джойс, чуть ли не умоляя, следовала за ним.

– Очень многие столько вложили в развитие сообщества, и мы должны сделать свой посильный вклад.

– Деньги, – проговорил он с досадой в голосе. – Конечно, вам нужны деньги. Вымогательство.

В ОПИ все оставалось по-прежнему: шантаж и скрытые угрозы до сих пор были главным оружием «проекторов».

Вероника нахмурилась.