На следующий день ближе к обеду впереди показался лес. Он вызывающе зеленел посреди пустыни, и деревья в нем были совсем не маленького роста. Подъехав ближе, мы рассмотрели, что у них вроде бы нет коры, – точнее, она свисала со стволов растрепанными лохмотьями, обнажая светло-коричневую древесину.
– В планшетах Мартинеса нет упоминаний о лесах на этих широтах, – сказал Эпштейн.
– Он никак не мог успеть узнать о планете все, – возразила Даша. – Да и сами рептилоиды интересовались в основном войной друг с другом, а не природой. Если в их компьютерах ничего не было про этот лес, откуда бы Мартинес взял информацию о нем?
– Наверно, здесь вода недалеко, – предположил Лысый.
– Не обязательно, – сказала Инга. – Неизвестно, на какую глубину уходят корни этих… как бы их назвать?..
– Сомневаешься, что они деревья? – спросил я.
– Вообще говоря – да.
Загадочный лес выглядел необычно, однако не угрожающе. Идея устроить привал в его тени казалась заманчивой.
– Если там окажется ничего, можно и на несколько дней остаться, – сказал Лысый.
– Неплохо бы, – согласилась Даша. – Сколько уже едем без перерыва.
Мартышка идти с нами не захотела, и мы оставили ее у машин. Облезлые заросли встретили нас кладбищенским молчанием и запахом гнилой соломы. Чем дальше мы шли, тем сильнее становился этот запах, и тем плотнее окутывала нас густая тишина. Стволы сплетались и срастались друг с другом ветвями, с которых спускались вниз воздушные корни. Случайно задев один из них плечом, я обнаружил, что он твердый и неподатливый как сталактит. Большие круглые листья на ветках оказались такими прочными, что никто из нас не смог их порвать.
– Вот ничего же себе, – удивился Лысый.
– Это не лес, – сказала Инга. – Одно растение. И больше всего оно похоже не на дерево, а на траву.
– Серьезная трава, – заметил я. – Посреди нее Великий баньян потерялся бы.
– Может, какая-то мутация? – предположил Эпштейн.
– После ядерной войны? – уточнила Инга. – Не думаю… Скорее, когда-то неподалеку был хоул с другой планеты. Потом он закрылся – а это осталось.
– На дрова хоть оно годится? – поинтересовалась Машка, доставая мачете.
– Не трогала бы ты его, – сказал я, но Машка меня не послушалась и рубанула по ближайшему стволу.
Лезвие от него отскочило, крохотная оставшаяся от удара зарубка тут же затянулась. По всему «лесу» пронесся глухой протяжный стон. Где-то у нас над головами зашуршала листва, невнятно загомонили ветви, словно переговариваясь между собой, а далеко впереди ухнуло, фыркнуло, чавкнуло – и все смолкло. Лишь воздушные корни, только что бывшие неподвижными и жесткими, вибрировали и колыхались. И вдруг один резко удлинился, будто щупальце вытянулось, скользнул к Машке и обвился вокруг ее ноги.
– А-а-а, твою мать! – заорала Машка, но сделать ничего не успела. Через секунду она уже висела в воздухе вниз головой, а к ней со всех сторон тянулись другие корни.