– Как… как ты его назвал?! – вздрогнув, переспросил Гилленхарт. Прошлое неожиданно догнало его в этом чужом мире, и он почувствовал, что оно так же реально, как и теперешнее настоящее.
– Акра… – повторил Старик. – Это значит «убежище».
Гилленхарт почувствовал, как его сердце замерло на долгое-долгое мгновенье, а потом тяжко и глухо бухнуло о кости грудины, и ещё раз стукнуло, и зачастило вдруг мелко и трепетно, словно хотелось ему вырваться из тесной клетки своей наружу и взорваться пламенем. Он так ясно увидел эту картину: алые капли, синяя даль, серебристая трава, что поспешно прижал руки к груди, точно сердце и впрямь могло выскочить.
И тут его пальцы наткнулись на что-то мягкое… На тонком шнурке, обвивавшем шею, обнаружили они маленький кожаный мешочек. Поклясться бы мог всеми святыми, что ещё минуту назад ничего там не было! Но пальцам была знакома шероховатая поверхность загадочного свёртка. Отстав от остальных, он торопливо сорвал мешочек, и ногтями распорол тонкую кожу: на ладонь выпал жёлтый свиток пергамента.
Письмо монаха?!.
Он осторожно развернул ветхий лист. Пергамент был пуст. «Я – сплю… Но как же мне проснуться?!.»
Чертыхнувшись, Юстэс скомкал листок и растёр меж ладоней. Свиток обратился в пыль, ветер подхватил её и унёс прочь.
Ла Мана и Старик тем временем были уже у подножья холма. Юстэс бегом догнал их. Они о чём-то говорили, но он его мысли занимало лишь одно: неужели между маленькой крепостью на берегу Средиземноморья и этим чудом, что раскинулось у неведомого моря, есть какая-то связь?.. А может, и впрямь Фурье посылал его именно
Старик вдруг что-то закричал ему, но Юстэс не понял. Внезапно наступила полная тишина… Зацепившись нечаянно за корень, торчавший из земли, он полетел кубарем по склону и, падая, увидел, что Старик вцепился руками в одежды Ла Маны и валит его в траву, а сзади их накрывает огромная тень…
Эта тень стремительно стлалась по земле: высоко же в воздухе над холмами неслись колесницы, запряжённые крылатыми тварями, а вслед им – конные воины, огромные, наглухо закованные в блестящие латы. Небесная кавалькада стремительно промчалась мимо – в сторону города, и уже напоследок один из всадников обернулся и, размахнувшись, швырнул в их сторону светящийся шар.
Шар рассыпался на тысячи ослепительных искр, и всё стало белым…
Когда же зрение вернулось к ним – вокруг снова царило безмятежное летнее утро: трава, стрекот кузнечиков, и синее-синее небо.
– Королевская стража… – сказал Старик, кряхтя и поднимаясь на ноги.
– Какого чёрта! Я чуть не ослеп! – возмутился Ла Мана. Глаза его были красны и слезились. У остальных дела обстояли не лучше.
– На всякий случай… – невозмутимо объяснил проводник. – Мало ли, кто тут шляется! Дурной глаз – страшная сила! Вот они и обезопасили себя.
– Ты побледнел, Старик! – тревожно сказал вдруг пират, вглядываясь в его лицо.
– Что-то нехорошо мне! – признался тот. – Ну, да сейчас отдышусь, и всё… Жжёт только тут, под лопаткой!
На его серой от долгих скитаний рубахе проступило синеватое пятно. Юстэс протянул руку и наткнулся на что-то невидимое, торчащее у Старика из спины.
– Да тут вроде как стрела!
Ла Мана тоже потянулся к пятну, расплывшемуся по спине Старика. Тот повернулся боком к солнцу, и они различили почти прозрачное древко с пушистым оперением.
ebooksa